Черный туман

Капдва Семенов вспоминал:

«День 31 октября был первым днем настоящей угольной страды. Много таких дней пережили мы впоследствии, но этот, первый, естественно, был самым тяжелым.

В Дакаре, как и вообще в тропиках, с 10 часов утра и до 3 часов дня жизнь замирает. Закрываются правительственные учреждения; магазины не торгуют; войска не выходят из казарм; рабочие-европейцы прекращают работы. Все не только прячутся в тень от палящих лучей солнца, но и в тени стараются не шевелиться, потому что всякое резкое движение вызывает сильную испарину. Такого режима держатся люди до известной степени акклиматизировавшиеся, привычные, но нам было не до этих нежностей.

Для нас успешность погрузки угля была вопросом жизни, и в ней, разделившись на две смены, работая день и ночь, принимал участие весь личный состав, начиная с командиров.

При полном штиле, при температуре, не падавшей ниже 38°С, в течение 29 часов кряду “Суворов” стоял, окутанный облаком угольной пыли. Яркие лучи солнца — днем, свет электрических люстр — ночью с трудом пронизывали этот черный туман. Со дна трюмов угольщиков само это солнце казалось багровым пятном… Чернее негров, обливающиеся потом, с клочьями пакли, зажатыми в зубах, работали в этом аду офицеры и команда…

И не было ни откуда ни тени ропота, ни даже намека на то, что силы человеческие небеспредельны… Страшные — черные и мокрые — существа, выбегавшие на верхний мостик “на минутку, глотнуть свежего воздуха”, торопливо спрашивали сигнальщиков: “Как погрузка? Сколько тонн за прошлый час? Успеем ли?” — и опять спешно убегали вниз.

А что творилось в закрытых угольных ямах, где разгребали уголь, сыпавшийся сверху, где температура достигала 60°С. Где самые сильные и здоровые не могли оставаться дольше 15–20 минут? Бывало, что не выдерживали и валились с ног. Этих также спешно, не теряя ни минуты, выносили на руках, клали под душ, и они, отойдя, передохнувши, опять возвращались к прерванной работе… Было много случаев легких солнечных и тепловых ударов, по счастью, обошедшихся благополучно. Только на “Ослябя” в 3 часа дня скончался от паралича сердца лейтенант Нелидов…»

Сын нашего посла в Париже, между прочим. В то время даже в мало любимом мной МИДе не рассовывали сынков по теплым местам во время войны. Разве что — в пекло.

Лейтенант Вырубов писал отцу: «Воспользовались неясностью текста и послали запрос в Париж, а пока начали погрузку с угольщиков. Работа кипела. Конкуренция между нами и “Александром” шла отчаянная: офицеры, доктора, даже поп лично работали в трюмах.

Финиш мы сделали блестящий, приняв в час 120 тонн, чем побили английский рекорд в 102 тонны. “Александр III” был побежден: мы опять взяли все три приза, но зато, если бы вы могли представить, в каком мы были все виде, и во что превратился наш “Суворов”! Работали непрерывно 29 часов, не обращая внимания на тропическую жару. Духота стоит ужасная: спишь буквально в собственном соку с угольной пылью…»{168}

Погрузка была закончена вовремя, а вечером 31 октября губернатор Дакара получил ответ из Парижа, категорически запрещающий погрузку угля в Дакаре в пределах территориальных вод.

Нет, господа, зря…

Нет, господа, зря мы спасали этот Париж в 1914 году, жертвуя армией Самсонова. Вот если бы послать эту армию на Марну — на усиление корпусов генерала Клука, да еще 1-ю армию Ренненкампфа добавить, то, верное слово, до сих пор бы в Империи жили, в Европы через Вержболово ездили бы, а Государь с Кайзером по дням тезоименитств и прочим торжественным датам приветственными телеграммами обменивались бы и в гости к друг другу заглядывали. Запросто. Как царь к царю.

И ведь пытался нас Государь спасти, заключив с братцем Вилли соглашение в Бьёрке. Так не дали. Витте с Ламздорфом, разумеется. Да и Генштаб наш, неясно на кого работающий, этих двух поддержал. Хотя к Генштабу, судя по результатам его патриотической деятельности, особых вопросов нет. Одно сознательное и планомерное уничтожение опоры Престола и Отечества — Русской Императорской гвардии — от второстепенных сражений начала Мировой войны до не менее второстепенных сражений осени 1916 года — вполне расставляет точки над «i». Эту тему уже довелось затрагивать{169} и, видно, еще придется.

А сейчас вернемся в Дакар. Там для полного счастья еще немецкие угольщики права качать стали. 

Сообщите порты

«Гамбург-Американская линия» запретила своим угольщикам следовать за эскадрой и потребовала, чтобы пароходам были сообщены порты, куда собирается заходить эскадра, чтобы те могли заранее туда приходить. Рожественский сообщил в Петербург, что таких портов, которые могли бы быть указаны как места для погрузки угля, по пути эскадры нет и что все колониальные власти Африки предупреждены своими правительствами не допускать его эскадру в пределы территориальных вод.

Адмирал просил правительство повлиять на «Гамбург-Американскую линию», чтобы та разрешила своим пароходам следовать за эскадрой и в хорошую погоду снабжать ее углем в море при помощи баркасов.

Перед самым уходом из Дакара Рожественский получил телеграмму из Главного Морского Штаба, который уведомлял его, что три японских крейсера готовятся напасть на эскадру по «западную сторону Малайского архипелага». По утверждению ГМШ, эти крейсеры держатся у Коломбо и снабжены минами заграждения. Кроме того, сообщал ГМШ, японцы знают место рандеву наших эскадр в Индийском океане.