«А ведь организаторы и участники нагнетания истерии должны были бы еще помнить, как в таких случаях вели себя российские власти. Сам же “Коварный Альбион” и явился автором прецедента, когда в 1900 году, во время подавления восстания ихэтуаней в Китае, британские моряки, открыв ночью стрельбу по подозрительным, с их точки зрения, фигурам, убили двух русских матросов, и нескольких ранили. Инцидент был быстро исчерпан: русский адмирал (по-моему, Гильдебрандт. — Б.Г.) принял извинения главного британского начальника, “вполне поверив их искренности”.

Это английское “оскорбление” не имело дальнейших последствий. Никакой воинственной агитации не было поднято русской печатью… Русское правительство не потребовало денежного вознаграждения, и Англия не предлагала его семействам убитых и раненых…»{166} Все-таки мы действительно «дикая» страна.

И все же первый бой адмирал Рожественский выиграл: сначала в ночь Гулльского инцидента, затем в международном суде (точка зрения русской стороны основывалась на докладе Командующего). «Daily Chronicle» даже назвала решение комиссии «первой за нынешнюю войну победой России». А уж охотники устраивать провокации перед эскадрой грозного Адмирала как-то сразу перевелись.

Вместе с тем следует подчеркнуть, что, не настояв на окончательном обсуждении вопроса о присутствии миноносцев в районе лова рыбы, русское правительство, как всегда, ограничилось полумерами, а в международных вопросах такое поведение совершенно недопустимо.

Испанская грусть

«Суворов», ведя отряд со средней скоростью 10 узлов, 13 октября пришел в испанский порт Виго, где штаб Рожественского наконец узнал, какие грандиозные размеры принял инцидент со стрельбой по миноносным шаландам в Северном море. Эскадра флота метрополии, так называемый Home squadron, полным ходом двинулась к Гибралтару. Туда же наперехват русского флота спешила английская эскадра Средиземного моря.

Адмиралу Рожественскому прочли выдержку из английской газеты, в которой говорилось, что, если он поведет свой отряд дальше, грозная сила английского флота — 28 броненосцев и 18 крейсеров — без труда его уничтожит. Адмирал засмеялся:

— Охота считать и подсчитывать! Если кончится разрывом, то для нас имеют значение первые 4 броненосца, с которыми мы будем драться, а сколько их еще будет нас добивать — 24 или 124, — не все ли равно?

Напуганные испанские власти отказались грузить уголь на русские броненосцы «бешеной собаки». Полетели телеграммы в Мадрид и Петербург. Рожественский поехал с визитом к губернатору Виго. Маленький испанский крейсер «Эстрамадура» встал у входа в гавань. Пока вопрос решался на высоком уровне, к борту «Суворова» ринулись испанские шлюпки с торговцами всевозможным товаром. С кормового балкона, с трапов и через орудийные порты русским морякам буквально навязывались фрукты, одежда и разные там сувениры с открытками.

Пусть власти трусили, но зато Рожественскому на берегу население устроило овацию, русского адмирала забросали цветами. Испанцы традиционно ненавидели своего векового врага Англию. Жива была и память о поведении Англии во время недавней испано-американской войны. Местные газеты недвусмысленно выразились, что «враг союзника собственного врага должен считаться другом».

Однако из Мадрида пришла телеграмма — воздержаться пока от погрузки угля. В маленьком жизнерадостном испанском городке, громоздившемся на склоне горы, увенчанной старинной крепостью с башнями, царил переполох в местных верхах на фоне народного воодушевления. На немецкие угольщики, ждавшие эскадру в Виго, пришли испанские жандармы, чтобы запретить погрузку угля. Пока Петербург и Лондон обменивались резкими нотами, Мадрид испуганно молчал.

Английские газеты кричали о нарушении испанского нейтралитета, требуя ухода или разоружения русских броненосцев. Рожественский отдал приказ загасить топки на броненосцах, оставив по одному котлу для поддержания электрического освещения и вентиляции, и ввести строжайшую экономию пресной воды. Отряд английских крейсеров подошел к Виго, блокировав порт.

14 октября около 13:00 Рожественский получил от местного губернатора уведомление, что он может погрузить на броненосцы только 400 тонн угля. На погрузку дано 18 часов. Погрузка должна производиться под строгим наблюдением испанских портовых властей, чтобы гарантировать соблюдение испанского нейтралитета. Немедленно на все корабли был передан приказ Рожественского: успеть за это время погрузить по 800 т угля, чтобы утром 15 октября уйти из Виго. На погрузку угля на «Суворове» вышли все, включая священника. Испанские наблюдатели накачивались в это время способствующими напитками в кают-компании «Суворова».

Уголь погрузили, но утром 15 октября пришел приказ из Петербурга: 1-му отряду оставаться в Виго впредь до улаживания дела с Гулльским инцидентом, ожидая дальнейших распоряжений. Первая задержка из Петербурга.

«Мы больше всего боялись, — писал родным будущий герой Цусимы лейтенант Петр Александрович Вырубов, — чтобы не напортила наша милая дипломатия и чтобы не пришлось разоружиться или возвращаться в Либаву». 

С верою и крепкой надеждой

Вечером 15 октября вышел и был прочитан при собрании офицеров и команд знаменитый приказ Адмирала:

«Сегодня, 15 октября, ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР осчастливил нас нижеследующей Всемилостивейшею телеграммой:

“Мысленно, душою с вами и Моей дорогою эскадрой. Уверен, что недоразумение скоро кончится. ВСЯ РОССИЯ С ВЕРОЮ И КРЕПКОЙ НАДЕЖДОЙ ВЗИРАЕТ НА ВАС.

Я ответил ГОСУДАРЮ: “Эскадра единою душою у престола ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА”.