Шрифт:
Ради Христа передайте им…
«Напомню уже сказанное: до последнего момента никто на “Суворове” не имел ясного представления о тяжести ран, полученных Адмиралом, а потому на “Буйном” первый вопрос был:
— На какой корабль везти Адмирала для дальнейшего командования эскадрой?
Но когда фельдшер, Петр Кудинов, приступил к поданию ему первой помощи, то положение сразу определилось. Кудинов решительно заявил:
– Адмирал между жизнью и смертью.
Осколок черепа вогнан внутрь, а потому всякий толчок может быть гибельным, и при тех условиях погоды, какие были — свежий ветер и крупная волна — невозможно передавать его на какой-нибудь корабль.
Кроме того — на ногах он держаться не может, а общее состояние — упадок сил, забытье, временами бред и лишь краткие проблески сознания — делает его неспособным к какой-либо деятельности.
Адмирал был ранен в голову, в спину (между лопатками) и в обе ноги. Все раны тяжелые и серьезные. Мелких поранений и контузий — не считали».
Слова кавторанга Семенова подтверждает и сам фельдшер Кудинов:
«По словам Кудинова, положение Адмирала было очень тяжкое. Свидетель предполагал, что Адмирал не выживет.
На лбу Адмирала была большая зияющая рана; обильно кровоточившая рана была и под правой его лопаткой, на правом бедре часть мякоти была вырвана, на левой пятке из порванной артерии фонтаном лилась кровь.
На вопрос:
— Как вы себя чувствуете, Ваше Превосходительство? Адмирал ответил:
— Как “Суворов”? И прибавил:
— Ради Христа передайте им, чтобы не спускали флага.
Узнав, что на “Суворове” все сбито и не на чем даже поднять флага, Адмирал раздраженно возразил:
– Пусть хоть как-нибудь приспособят, хотя бы на весле или на крюке.
Во время перевязки Адмирал разговаривал с подходившими к нему офицерами и командиром, спрашивал о курсе и говорил, что надо идти во Владивосток»{258}.
Продолжает Владимир Семенов.
Эскадрой! Владивосток! NO 23°!..
«В это время мы догоняли эскадру, и флаг-капитан, решив, что раньше, чем делать какой-либо сигнал, все-таки надо спросить мнения Адмирала, поручил это мне. С большими затруднениями, поддерживаемый добровольными санитарами, пробравшись на корму и спустившись по трапу, я заглянул в капитанскую каюту.
Фельдшер заканчивал перевязку. Адмирал лежал на койке неподвижно, с полузакрытыми глазами, но был в сознании.
Окликнув его, я спросил, чувствует ли он себя в силах продолжать командование эскадрой и на какой корабль прикажет себя везти?
Адмирал с трудом повернул голову в мою сторону и некоторое время точно усиливался что-то вспомнить…
— Нет… куда же… сами видите… командование — Небогатову… — глухо проговорил он и, вдруг оживившись, с внезапной вспышкой энергии добавил:
— Идти эскадрой! Владивосток! Курс NO 23?!.. — и снова впал в забытье…» Для полноты картины вновь слово Николаю Коломейцову.
«А крейсера все стреляют по “Суворову”…»
«А крейсера все стреляют по “Суворову”: но миноносец, закрывшись от них бортом “Суворова”, — в сравнительной безопасности.
Но медлить нельзя — надо уходить от борта. Наступил самый критический момент. Отвалить от наветренного борта при такой зыби можно было, только сдавшись за корму, и там уже разворачиваться. Дав задний ход и отойдя за корму, я стал разворачиваться, и в это время на миноносце сосредоточился убийственный огонь.
На юте убит наповал только что спасенный с “Ослябя” квартирмейстер Шуваев, а крупный снаряд, разорвавшись о воду, осколком пробил носовую часть выше ватерлинии. Пробоина быстро была заделана»…
Разорвавшись о воду! Значит, это был снаряд именно с броневых гигантов Камимура. Легкие крейсера Дэва, Катаока и прочих Уриу были снаряжены «шимозой обыкновенной», а та об воду не рвалась. Как не рвались гиганты Камимура в бой с нашими главными силами.