Заботами о питие для узников тюремщики не обременяли себя вовсе. На полу камеры в двух углах стояли горшки, в которые собиралась сточная дождевая вода. Пить её было отвратительно, но иного способа выжить не было.

Теснота и сырость действовали угнетающе. Большинство людей были ранены в сражении, многие к тому же простужены, и теперь в полумраке ворочалась хрипящая, кашляющая масса. Промокшая одежда не высохла и на третий день. По ночам было холодно, днём – парило тёплым смрадом.

– Много гадкого слышал о меликертских тюрьмах, но оказалось куда гаже, чем рассказывали, – признался один из матросов.

– А какой темнице быть у морского разбойника? – отвечал другой, имея в виду морского князя Баргорда, правителя Меликерта. – Что он, что Тан-Эмар – один род. Были два пиратских клана, грабили корабли, а как надоело по морю мотаться, устроили себе логова в городах покорённых.

Впрочем, такие разговоры поддерживались только в первый день. Матросы обсуждали бой, горевали о погибших, чаяли надежды, что кому-то удалось выбраться, и Сильвира вот-вот придёт на помощь.

Но уже на третий день камеру наполняло молчание. Угнетение, тоска и тихое отчаяние охватили темницу. Никто не вспоминал славный бой, не грозил карой Баргорду, Тан-Эмару и другим прислужникам Хадамарта. Неизвестно, было ли это действие чар или влияние нечеловеческих условий, но всё вело людей к тихому помешательству и апатии.

– Зачем только в бой полезли? Сдались бы сразу, сидели бы сейчас как почётные пленники, за которых выкуп дадут, – выразил кто-то тоску, точившую сердце, словно червь.

– И то верно… гниём теперь тут заживо, – прошипел жилистый гарпунёр с резаной незаживающей раной на плече.

– Капитана нашего слушать надо было, а не следопыта ихнего, – гаркнул матрос, голову которого покрывала запёкшаяся кровь. – Славы захотелось, чтобы барды о нас песни слагали, ох, болваны… Где эта Сильвира, во славу которой мы сражались? Кому мы нужны? Никто за нами не придёт, скажи, Борода…

Капитан Борода только устало вздыхал, не в силах ничего ответить из-за сломанной в бою челюсти.

Калиган никак не реагировал на подобные упрёки. Он почти не шевелился, только слабо приоткрывал глаза, когда Марк в очередной раз просил всезнающего учителя придумать план побега. Молчаливо выслушивая наивные соображения Марка, Калиган щурил глаза, усмехался и вновь их закрывал.

В конце концов, Марк понял, что обманывает сам себя. Отсюда не сбежать. С кем осуществлять побег? С этими измождёнными отчаявшимися людьми? С Калиганом, который и на ноги встать не может? Тусклую полосу надежды проводила мысль, что Флоя уже добралась до королевы Сильвиры, и та скоро всех выручит…

Однако настал день четвёртый. Пятый. Отчаяние сковывало рассудок. Марк понял, что помощи ждать бессмысленно. Он не в плену князя Баргорда. Он в плену Асамара. А это значит, что от Седьмого миротворца ждут одного-единственного решения.

«…А ты, слейся со своим Сарксом – превзошёл был всех нас!» – вспомнились слова Кукловода.

Искушение поднималось. Принять силу. Наполнить ею своё тело – сокрушить магией эту проклятую дверь, уничтожить каждого, кто встанет на его пути!.. Но нет, спасти собратьев он не сумеет. Какой бы силой не одарил его Саркс, ему не провести за собой восемнадцать человек сквозь рой стрел и магических молний…

И не только поэтому. Когда он примет силу Саркса, он потеряет интерес к другим людям. Он утратит сочувствие и жалость, люди станут для него просто фигурками для достижения своих целей. Ибо сила Саркса – не нейтральна. Это не магия стихий природы. Это мощь чёрствого человеческого «я», прокладывающего себе путь по трупам и душам других. Он вырвется из темницы только один. Это очевидно. И именно на это рассчитывает Асамар – Четвёртый миротворец, получеловек, избравший не-жизнь, люто ненавидящий каждого, кто понимает ценность истинной жизни.

И вдруг Марк ощутил странный импульс. Его будто кто-то звал, словно заблудившегося в лесу, и этот отзвук проникал в самое сердце.

Зов Поиска! О, чудо! Надежда есть!

Между ним и Никтой через леса и горы произошло соприкосновение – слишком слабое для передачи мыслей, но способное передавать чувства, вернее отзвуки чувств. «Я породнился с ней, – подумал Марк. – Зов Поиска мог возникнуть только между людьми, близкими сердцем».

– Калиган, Калиган! – он затряс учителя-следопыта за плечо. – Слышишь, я чувствую Зов Поиска! Это Никта! Она жива. Она ищет нас. Как ей ответить? Как дать знать, где мы?

Калиган открыл глаза. В них проступало строгое предостережение.

– Ничего не делай. Не думай о ней. А лучше – заблокируй всякие чувства, чтобы она не сумела тебя найти.

– Как? Почему? – воодушевление Марка мигом упало.

– Ты подумал, что будет, если она найдёт тебя? При всех достоинствах твоей хранительницы, ей не совладать с гарнизоном крепости.

Марк опустил голову. В пылу надежды он и не подумал об этом. Асамар служит не только Акафарте, но и Падшему. И будет только рад принести ему голову новой Посвящённой.