Шевченко Тарас Григорьевич
Шрифт:
[Кос-Арал, 1849]
«Ой, серые кричат гуси…»
Перевод А. Суркова
* * *
Ой, серые кричат гуси У пруда во рву. По всему селу гуляет Слава про вдову. Не так слава, не так слава, Как тот разговор, Что заехал запорожец Ко вдове во двор, С ней поужинал в светлице. Мед-вино текли. Вместе в хате на кровати Почивать легли. Не минула злая слава, Даром не прошла: Та вдовица-белолица Сына родила. Выпестовала сыночка, И в школу свела, И, из школы его взявши, Ковя привела. А коня ему купивши, Седельце сама Чистым шелком вышивала, Золотом ткала. И жупаном одарила Красным дорогим. Посадила на коника — Гляньте-ка враги! Полюбуйтесь! — И повела Коня вдоль села. Да и привела к обозу, В войско отдала… А сама на постриг в Киев, В монашки пошла. [Кос-Арал, 1849]
«Если бы тебе досталось…»
Перевод Д. Бродского
* * *
«Если бы тебе досталось Пожить вместе с нами, Знал бы ты тогда, приятель, Какими словами Называть своих несчастных Девушек-покрыток, А то мелет чертовщину И думает: мы-то! Мы-то людям всем покажем Этих бесталанных И учтивости научим Барчуков поганых. Жаль труда! Покуда баре Власть имеют в селах, Будет много собираться Покрытой веселых По шиночкам с солдатами». «Не тревожься, братец!» «Ладно, говорю! а все же Побасенку нате, Да последнюю, барчата! Послушайте кстати! Дивчата на лугу гребли, А хлопцы сено в копны клали, Да все на солнышко взирали Да всяческую чушь несли, Ребячась. Хлопцам, как сороки, В ответ дивчата стрекотали И часто к роднику спускались В овражек глубокий. Та, что красивей всех была, Уже давно в овраг ушла, Кувшин забрав, да и пропала, А старосте — заботы мало, Не видит будто. Не впервой Лукавому кривить душой, — Матерый пес, да и смышленый. Из балки вдруг донесся крик. На помощь хлопцы в тот же миг И видят: в балке, разъяренный, Насилье барский сын творит, Дивчину бедную терзает Сердешная вопит, кричит; Примчались хлопцы; не спасают, Боятся пана. Тут один, Юнец безусый, оглянулся И — вилами пана Проколол его, как жабу… Застонал поганый. Да и умер. Пошумели, В город весть помчалась: Суд наехал, поглядели И выпили малость Судьи; в цепи заковали Парня молодого Да в острог замуровали, Не молвив ни слова». _____
На шляху, в широком поле, Корчма под ветлою Стоит, в тени пристроилась, Ну, а под корчмою В ряд колодники расселись. В тени приютиться Позволили горемыкам, Водицы напиться. Вот сидят они, болтают, Кто и засыпает. Из-за горки поезжане На шлях выезжают. Их три тройки; и случайно У корчмы той стали Покормить коней усталых, И дружки устали, Распевая; вот и стали; Встала молодая И, горилки кварту взявши, Пошла, оделяя И колодников несчастных, И конвой унылый. Вдруг взглянула, обомлела: Боже, боже милый! Меж колодников, закован, Тот самый, единый. Ее мститель бесталанный Несет с Украины Кандалы в Сибирь глухую. Тебя ж, молодую, Будут холить, и не будешь Ты слыхать, тоскуя, Его плача вседневного… Потчевать не стала Она мстителя святого И не привечала — Лишь взглянула на родного, Не молвив ни слова. Постояли поезжане И-в дорогу снова. И колодники за ними, Цепями бряцая, Потянулись. И настала Тишина немая Вокруг корчмы. Корчма одна С хозяйкой осталась При дороге. А над нею Дымом расстилалась Пыль дорожная. И смерклось. И век пролетает, Не только день! На хуторе Музыка играет До полуночи. Подружки Стлать постель в светелку Двинулись… А молодая Вышла втихомолку И пропала… Ночь искали, До свету искали И не нашли! где ж бедняга? Где? Ушла, в печали, За колодником убогим В сибирские дали… [Кос-Арал, 1849]
«И тернистый и колючий…»
Перевод С. Гордеева
* * *
И тернистый и колючий Путь на Украину. Видно, я ее навеки, Навеки покинул. Верно, мне на Украину Не вернуться боле? Верно, самому придется Мне читать в неволе Эти думы? Боже милый, Тяжело мириться С этой жизнью, если сердцем Не с кем поделиться! Не дал ты мне, человеку, Доли человека! Я не знал ее вовеки! Вовеки! Вовеки! Не дал ты с девичьим сердцем Моему сродниться! Промелькнули дни и ночи Темной вереницей, Без любви, без радости Они промелькнули На чужбине! Не нашел я, С кем бы подружиться. И теперь мне даже не с кем Словом поделиться! Тяжело носить, о боже, Сердцу молодому Одному такие думы. Никому родному Не сказать святого слова, И души убогих Не радовать и не корить Человека злого, И умереть!.. О господи! Дай хотя бы глянуть На народ порабощенный, На мою Украйну! [Кос-Арал, 1849]
«Зацвела в долине…»
Перевод Е. Нежинцева
* * *
Зацвела в долине Красная калина, Будто рассмеялась Юная дивчина. Любо, любо стало, Пташка встрепенулась И защебетала. Проснулась дивчина И, свитку накинув, Из беленькой хаты По травам несмятым Спешит на долину. Из рощи зеленой Выходит, встречая, Казак чернобровый, Целует, ласкает. Идут по долине, Идут, напевают, Как деточек двое. Пришли к той калине, И заулыбались, И поцеловались. Какого мы рая Еще ожидаем? Рай перед глазами, А мы в божьем храме Бога умоляем: «Подай ты нам рая!» Сказал бы я правду, Да что толку будет? Себе лишь на горе, А попам и людям — Им все равно будет. [Кос-Арал, 1849]
«И в самых радостных краях…»
Перевод А. Твардовского
* * *
И в самых радостных краях Не знаю ничего красивей, Достойней матери счастливой С ребенком малым на руках. Бывает иногда: смотрю я, Любуюсь ею, и печаль Охватит сердце вдруг; и жаль Ее мне станет, и, тоскуя, Пред нею голову склоню я, Как перед образом святым Марии — матери прекрасной, Что в мир наш бога принесла… Теперь ей все легко, все любо. Она в ночи не спит, встает, Свое богатство стережет, И только ночь пойдет на убыль, Она опять над ним, и губы Любовно шепчут: «Вот он, вот… Мой сын!» И за него с тревогой Молитву посылает богу, На улицу выходит с ним — По улице идет царицей, Перед людьми добром своим, Сокровищем своим гордится: Мол, краше всех и лучше — мой! И, если кто на сына глянул, — Нет больше радости! Домой Приносит своего Ивана И думает, что все село Ее лишь сыном любовалось, Что вместе с ними все ушло И ничего там не осталось. Счастливая!.. Года проходят, И дети взрослые уходят, Кто в ту, кто в эту сторону: На заработки, на войну. И ты осталась сиротою, И дома никого с тобою Уж больше не осталось. Плеч Укутать нечем. Стынет печь, Нетопленная по неделям, И встать не можешь ты с постели. Но все — и думы, и мечты, И все твои молитвы богу — О них, о деточках…