Так вот какая ты, восточная страна… А вон и Герат. Словно мало мне было интернета – только увидев своими глазами в школьном атласе, я воочию убедился, что такая страница в нашей истории и впрямь была. Странно… я её совсем не помнил. Наверное, опять на уроке читал хрестоматию по литературе – или что «похудожественнее».

– Думаешь, это вот этот самый Герат? – ткнул пальцем в карту Саня. Я пожал плечами: а почему не он? «Шурави», Герат, надпись по-персидски… Всё сходится.

Факты – сходились. А мы на этом примолкли и разошлись, потому что за окном уже было совсем темно.

Той ночью мне снова снился восточный город. Ещё во сне я подумал, что, может, это и есть тот самый Герат, но следом в памяти всплыло другое слово – Кабул, столица Афганистана. Может, он?..

Потом были высокие-высокие горы и дорога, змеиным следом петляющая по склонам. Жара и пыль. Наверное, мне стоило меньше читать про Афганистан…

Следующий день я провёл как на иголках, то и дело заглядывая в электронную почту, но ответ не приходил. Шумахер был в чистом восторге от ножа, а когда узнал, что он ещё и стреляет – возможно, – заявил, что обязательно из него «жахнет». Как только узнает, как.

Лизка неумолимо выздоравливала. Кашель прошёл, остались сопли и чуть хриплый голос – но уже не севший и не мальчишеский. Нам оставалось только надеться, что Шумахер, в отличие от нас, никогда не задумывался, чем отличаются голоса у мальчиков и девочек, может ли «Лёва» оказаться совершенно не тем, за кого себя выдаёт, и почему говорит теперь так редко и коротко.

А в глазах Лизы я то и дело читал панику. Рано или поздно Шумахер всё равно ведь всё поймёт – не бывает мальчишек, у кого в четырнадцать лет голос не ломается, не даёт «петуха»… Да и чем жарче на улице становилось, тем удивительней выглядело нежелание моего «братца» купаться. И что тогда делать? Мы слишком увязли в этом маскараде, чтобы всё разрешилось безболезненно… Время, до того казавшееся нам бесконечной и совершенно лишней координатой в нашем трёхмерном пространстве, набирало ход и влекло своим мощным течением всех нас к чему-то непростому, трудному, похожему на речной водопад.

«Я боюсь», – писала мне Лизка иногда. Я утешал и объяснял, что Шумахер – отличный парень, и всё будет хорошо, но как, когда и что это будет за «всё», я не знал и даже сам себе плохо верил.

Наконец, нам пришёл ответ от Арабова знакомого, неожиданный и только больше запутывающий ситуацию.

«Добрый день, Михаил!

Прошу прощения за задержку. Фраза, которую вы сфотографировали, переводится примерно, как «Спасибо тебе, советский друг» и, по всей видимости, является дарственной.

Однако у меня встречный вопрос: где же вы нашли эту надпись?

Я уже однажды сталкивался с точно такой же и не думал, что увижу её вновь при таких обстоятельствах.

С уважением,

Андрей Катасонов

P.S. Михаил, вопрос не праздный. Может ли так быть, что надпись – та самая?»

Прикрывая экран телефона от солнца, я зачитал письмо вслух и потом передал по кругу. Что можно было думать о таком ответе? Целый сонм различных теорий крутился в моём мозгу, пока Лизка и Шумахер, пихаясь локтями и отнимая друг у друга телефон, читали…

– Смотрите-ка, – вдруг обратил внимание Саня, – а что, если «АИБ ОТ АГК» – это кому и от кого? Тогда «Андрей Катасонов» – подходит!

– В смысле?

– Ну, если это значит «такому-то от такого-то», а вместо имён – просто ФИО? Андрей Катасонов – это А-«что-то там»-К, а значит, вполне может быть, что и «АГК».

– Ну ты мозг… – восхищённо протянула Лизка и совсем по-мальчишески присвистнула, а я невпопад, с тоской подумал, как же ей потом, когда маскарад раскроется, будет непросто «переучиваться» обратно. И как к ней Саня отнесётся? И… Столько разных чувств вокруг Лизки переплелось – диву даёшься, как это она умудряется.

– Холин? Ты что думаешь? – обернулся ко мне Шумахер, обратно укладываясь на траву. Письмо застало нас жарящимися под солнечными лучами на речке (с некоторых пор, впрочем, словосочетания «на речке» или «за речкой» будили в моей памяти совсем не те ассоциации – так называли Афганистан тогда , за то, что река Амударья отделяла его от «советского» Таджикистана).

– Была такая мысль, – вздохнул я. – Что отвечать-то будем, господа и… кхм, товарищи?

– А может, признаться? – Лизка вернула мне телефон и улеглась локтями прямо на Шумахера, наблюдая, как я задумчиво вожу пальцем над клавишами, не касаясь их. Саня косился на «Лёву» благосклонно, как на котёнка или младшего брата, и острые локти на своих рёбрах терпел.

– В чём признаться? – покосился я на них. – В ограблении банка?

– Да нет, – фыркнула Лиза. – Что нашли нож. Наверняка это и есть тот самый АГК!

– Не подлизывайся к Шумахеру, – не удержался я от подколки и с некоторой долей удовольствия принялся наблюдать, как «Лёва» заливается краской. Ой, Лизка, горе ты моё рыжее, верёвки вьёшь же из всех окружающих, а сама трогательно в глаза заглядываешь… – И вообще, за такие находки нас по головке не погладят дяди из полиции.

– А ты не пиши, что грозный клинок. Напиши «нож», а если он в курсе, так и сам поймёт, – внёс свои пять копеек Саня, бесцеремонно спихнул с себя Лизу и сел. – И вообще, айда купаться. Кто как, а я сегодня в плавках.