Зяма втсрепенулся и как мог изобразил кряканье утки. Пение мгновенно оборвалось, и после паузы раздался ответный, такой же неумелый кряк. Зяма вздохнул с облегчением, поспешно вылез из камышей и увидел стоявшего на тропке, вившейся по косогору, человека.

Зяма присмотрелся и, к своему удивлению, узнал старшего полицейского из гетто. Он тоже узнал Зяму и с не меньшим удивлением спросил:

– Это ты?..

Зяма подтянул повыше висевший у него за плечами мешок и не спеша подошёл к Соломону. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, и наконец полицай заключил:

– Выходит, счастливо выбрался…

– Да и тебя, я вижу, почему-то не расстреляли, – в тон ему неприязненно отозвался Зяма.

Соломон насупился и глухо сказал:

– Иди за мной, я тебя спрячу.

– А для тебя это не очень опасно? – поосторожничал Зяма. – Меня ж и опознать могут…

– А какая разница, одним евреем меньше, одним больше, и потом я тут тоже старший полицейский. – Соломон резко повернулся и вместе с шагавшим за ним следом Зямой стал подниматься на косогор.

Задворками Соломон провёл Зяму в здание школы, и они по темноватой лестнице спустились в помещение, служившее, судя по куче угля, наваленной посередине, котельной. Здесь Соломон открыл ключом спрятавшуюся в укромном углу маленькую дверцу и, показав Зяме каморку, где был топчан, прикрытый каким-то тряпьём, криво усмехнуся:

– Тут пока прятаться будешь. И не бойся, сюда, кроме меня, вообще не ходит никто.

Зяма послушно сел на топчан, снял заплечный мешок, положил его рядом и огляделся. Каморка с подслеповатым окном, где он оказался, странным образом напомнила его подвал в гетто. Сразу вспомнилась Рива, и он, вдруг решив, что Соломон мог помочь, спросил:

– А женщины у вас в этой школе есть?

– Нет, конечно, – Соломон отрицательно покачал головой. – Сюда перевели только мастеров.

– Значит, Риву тоже… – начал было Зяма и осёкся.

– Тоже… – подтвердил Соломон и, словно оправдываясь, пояснил: – Нас сюда перевели раньше, до того…

– Понятно…

У Зямы, как и тогда, там, в камышах, сжалось сердце, и он опустил голову, а Соломон, потоптавшись, сел рядом и, случайно зацепив лежавший на топчане принесённый Зямой мешок, спросил:

– У тебя там что?

– Оружие вам принёс, – Зяма вскинул голову. – Партизаны два «шмайсера» передали и ещё патроны.

– Вот это очень хорошо! – обрадовался Соломон. – А то у нас только один «Дегтярь» есть…

– Значит, твёрдо решили драться? – и Зяма в упор посмотрел на полицейского.

На этот раз Соломон долго не отвечал, обдумывая что-то своё, и только потом грустно вздохнул:

– Тут такое дело. Народ здесь собрался разный…

– Да вы все что, ещё ничего не поняли? – возмутился Зяма.

– Понять-то поняли… – Соломон снова вздохнул. – Но одни, видишь ли, надеются, раз оставили, так и дальше работать будут. Часть, особенно те, что постарше, вообще смирились и, раз от судьбы не уйдёшь, только молятся день и ночь, а часть просто для таких дел не годятся. И опять же оружия для всех у нас просто нет…

– Так, значит… – не ожидавший такого оборота Зяма на минуту задумался, а потом, оценивающе глянув на Соломона, спросил: – У вас по этому делу старший кто?

– Да я и есть старший, – махнул рукой Соломон.

– Значит, с тобой и обсуждать будем, – твёрдо заявил Зяма.

– А что тут ещё обсуждать? – удивился Соломон. – Всё ясно.

– Понимаешь, – оживился Зяма. – Я ж к вам пришёл с предложением. Наше командование считает, что есть возможность уйти или, если обстоятельства помешают, прорваться.

– Куда? – с какой-то безнадёжностью в голосе спросил Соломон. – Это что вот так толпой и повалить в Ближний лес? Или уж прямо в Большой?

– Ну почему толпой? – несколько растерялся Зяма и умолк.

До этого, получая инструкции в штабе, он считал, что у еврейской подпольной группы, с которой была установлена связь, уже всё подготовлено, и его задача вывести, пусть даже с боем, людей на маяк, чтобы те, кто прорвётся, или влились в отряд, или укрылись в лесу.

Затянувшееся молчание нарушил Соломон, отрешённо сказав:

– Вырваться кому-то вряд ли удастся, но в любом случае мы решили дорого продать свою жизнь… – и отвернувшись от Зямы, он стал смотреть куда-то в пространство…

Для поддержания престижа на дальнем фольварке был реквизирован приличествовавший случаю экипаж, а заодно и ухоженная, серая в яблоках выездная пара. Сейчас эти застоявшиеся кони, круто выгибая шеи, шли лёгкой рысью, резиновые «дутики» [247] гасили толчки от вылезавших на лесную дорогу корневищ, украшавшие сбрую бубенцы весело позванивали, а представительный кучер, восседавший на облучке, картинно держал в вытянутых руках тёмно-красные вожжи.