Шрифт:
Мадам де Праз воспользовалась всеобщим оживлением, чтобы совершенно свободно изложить сыну свой проект.
— Лионель, когда ты мне рассказывал о своем посещении префекта полиции, разве ты не обратил мое внимание на одну фразу… Разве префект не считает Жана Морейля-Фредди погибшим человеком, который снова может упасть на дно, стоит его только подтолкнуть?.. Не станем заходить так далеко и думать, что он мог убить. Но что он может украсть, это мне кажется весьма вероятным…
— Я вас понимаю. Нам нужен вор. Заставить его украсть, не так ли? Это чудесный план. Я об этом уже думал, будьте покойны.
— Да, сделать из него опять того, кем он был раньше. А если не был, то ввести его в это состояние! Мальчик мой, второе июня требует того, чтобы Уж-Фредди снова сделался взломщиком. Только в этом случае можно расстроить свадьбу.
— Вспомните, Жильберта страстно его любит и будет надеяться на его исцеление…
— Так или иначе, а свадьба будет отложена. Я уж позабочусь об этом, будь покоен. Ведь это будет не только мой долг, но и мое право. И тогда мы сможем действовать как нам вздумается. Впрочем, я женщин знаю… Достаточно увидеть, что любимый человек превратился во взломщика или развращенного маньяка, чтобы к нему остыть!..
Лионель был ошеломлен. Он и до этого преклонялся перед энергией своей матери. Он знал ее сильный и властный характер, внезапно развертывавшийся под напором обстоятельств. Им овладело чувство дисциплины. Он был готов исполнять ее приказания.
— Что мне надо делать?
— Пусть Обри познакомится поближе с Ужом-Фредди. Пусть поскорей войдет к нему в доверие. И пусть его искусит Пусть научит его, совратит. Для этого достаточно нескольких дней. Когда ему покажется, что он готов, что он достаточно созрел для подходящего случая, мы создадим этот случай.
— Полагаете ли вы, что я сам должен в это вмешаться?
— Лично — нет. Жан Морейль не знает Обри. А ты ему знаком. И, по-моему, лучше не играть с огнем. Достаточно какого-нибудь слабого воспоминания, маленького контакта в памяти обеих личностей, и для нас все будет кончено.
— У нас есть противник…
— Человек, о котором говорил префект? Тот, кто наблюдает за тем, чтобы Фредди не скомпрометировал Жана Морейля? Я об этом думаю. Важно узнать, кто это, и действовать на его протеже без его ведома. Ты имеешь какое-нибудь понятие, кто этот скрытый ангел-хранитель?
— Никакого. Префект на эту тему был весьма лаконичен, а Обри не успел еще хорошенько обследовать ночную жизнь Ужа-Фредди.
— А Ява?
— Пока ничего о ней не могу сказать. Но с этой стороны я не предвижу препятствий. Это одна из тех девушек, для которых идеал — быть рабыней какого-нибудь циркового героя. Не думаю, чтобы ее интересовало преступное прошлое Ужа-Фредди или чтобы ей необходима была его незапятнанная честь. Скорее напротив…
— Было бы, однако, важнее, — сказала мадам де Праз, — чтобы Обри не держал ее в курсе своих намерений, и лучше пусть он действует тайком.
Лионель издали следил за танцующими Жаном Морейлем и Жильбертой. Его воображение рисовало ему синюю змею на руке обнимавшего ее молодого человека.
— Если б она знала! — прошептал он.
И Лионель представил себе Жана Морейля не в костюме от английского портного, а в фуражке, без воротника и галстука, в холщовых башмаках — того Жана Морейля, которого он видел крадущимся в темноте ночи. Светское танго превращалось в вульгарную пляску, Жильберта принимала образ Явы…
— Если б она знала! — повторил он, глядя на мать с выражением нездоровой радости.
— Будь покоен! — уверила мадам де Праз. — Она узнает!
Слушая эти слова, Лионель не мог оправиться от изумления.
— Но ведь вы ее любите! — воскликнул он.
— Конечно Но я прежде всего мать. А потом, разве я стараюсь не о ее счастье? Раз ответственность за ее будущее на мне, разве я могу отдать ее какому-то сумасшедшему который проводит ночи в кабаках?
Лионель сознавал, что это так, хотя все-таки был смущен той душевной легкостью, с какой мать приносит ему в жертву счастье Жильберты Он не сомневался в том, что она точно так же принесла бы ему эту жертву, если б Жан Морейль оказался совершенно безупречным. Перед ним был поразительный пример материнской любви, выродившейся в страсть, в которую некоторые женщины вносят всю неистовую пылкость, всю исключительность большой любви.
— Ты не танцуешь? — спросила мадам де Праз.
— Да… — ответил задумчиво Лионель. — Я вспомнил о том, что Жан Морейль обедает с нами. У меня больше не будет случая с вами поговорить до театра. Вы мне ничего не скажете по этому поводу? Я полагаю, что вы прибегаете тут к гамлетовскому приему?
Он улыбнулся своему удачному намеку.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Вы не помните? Значит, вы подражаете Шекспиру, сами того не сознавая. Ну, maman, давайте обновим ваши классические знания… Гамлет подозревает королеву-мать и короля-отчима в том, что они убили короля-отца. Он приглашает их на импровизированный спектакль, в котором приезжие комедианты разыгрывают состряпанную им пьесу — пьесу воспроизводящую предполагаемое убийство. Королевская чета смущена, выдает себя; Гамлет, наблюдающий за ними, прикрываясь веером, испускает неистовые крики, и преступники обнаружены!