— Но почему вы ничего об этом не сказали? Ведь весь замок был в ужасе от того, что змея где-нибудь скрывалась и всем грозила смертью.

Мари Лефевр возмутилась:

— Сказать! Надо было сознаться в том, что у нас было свидание! Еще во времена мадам Лаваль было бы ничего! Она была очень добра. А при графине! Она моментально выбросила бы меня вон.

— Не одобряю! — сказал посетитель.

— Да ведь дело же не в вас! — воскликнула Мари.

— Наконец, еще один вопрос: есть ли у вас какие-нибудь подозрения относительно личности того человека, который закопал змею?

— Никаких, сударь. Мы довольно часто об этом говорили… — сказал Лефевр. — Но никак не могли понять, кто это мог быть. Раньше я был убежден, что змея была убита кем-нибудь из замка — кем-нибудь, у кого она случайно оказалась на дороге, когда выползла из комнаты мадам Лаваль Но, когда я увидел, что никто не говорит об этом и все повсюду ищут змею, у меня появились подозрения…

— Вам не пришло в голову, что здесь могло быть преступление?

— Нет, сударь. Мысль о преступлении — никогда! Мы думали, что вышла какая-то непонятная нам штука, окончившаяся несчастьем — смертью хозяйки.

— Словом, вам никогда не приходило в голову, что преступник, умеющий укрощать змей, мог воспользоваться черно-белой змеей для того, чтобы убить мадам Лаваль?

Супруги Лефевр воскликнули в один голос:

— О, это? Нет, нет, никогда!

— Разве это возможно? — спросила Мари Лефевр.

— Если бы мы предположили такую вещь, — сказал Лефевр, — мы сейчас же рассказали бы все, что знали!

— Однако же, господин Лефевр, отчего этот человек, закопавший змею, хранил молчание?..

— О, это понятно… Допустите, что это был кто-нибудь из замка… Ведь мы тоже были из замка, я и Мари. Ведь мы ни в чем не повинны, не правда ли? А ведь и мы молчали? Разве мы могли заговорить? Ведь мы тогда себе самим повредили бы…

— Вот это самое мне и было нужно. По-вашему, этот человек не пожелал рассказать, при каких обстоятельствах он встретил где-то в парке черно-белую змею — змею, которая выползла из запертой комнаты мадам Лаваль, что доказывает, что она снова вылезла в «сердечко» ставни, так как все двери комнаты были отперты только утром. Кого вы подозреваете?

Лефевр отчеканил:

— Из замка — никого.

— Потому что, первым долгом, это бросилось бы в глаза. Подумайте сами: кроме слуг, истинно преданных и которых я всех знаю за людей спокойных, было всего двое мужчин: господин Гюи Лаваль и господин Лионель де Праз, муж и племянник мадам Лаваль…

— Этого еще недостаточно для того, чтобы их исключить, — сказал посетитель. — Господин Лаваль вполне мог встать среди ночи и предаваться какому-нибудь таинственному занятию. И господин де Праз тоже. Первый, может быть, и не был занят здоровьем своей жены; а второй, восемнадцатилетний херувим, напротив, может быть, и прислушивался сквозь ставни к дыханию своей тетки, Сомнительно, я согласен. Тем более, что ни мадам де Праз, ни Жильберта не слышали в эту ночь никакого подозрительного шороха… Но прежде всего установим одну вещь: человек в роще был мужчина?

— Могу поклясться, — сказал Лефевр, — хотя в этом нас уверили только уши… Глазами мы его не видали.

— Впрочем, — продолжал полицейский, — здесь замешаны только две женщины: мадам де Праз и мадемуазель Жильберта…

— О! — воскликнула Мари Лефевр. — О них нечего и думать!

— Я думал бы все-таки, из принципа, если б не обладал уверенностью в том, что они всю ночь оставались в комнате, смежной с комнатой мадам Лаваль. Тут у меня неоспоримые доказательства… Но у вас, кажется, только что имелась еще одна причина думать, что человек в роще не был из замка. Какая это «причина»?

Лефевр взглянул на жену. Она покраснела и опустила голову.

— Говорите, я вас очень прошу!

— Ну вот… Я была доверенной моей хозяйки. И… у нее был один… молодой человек, которому она покровительствовала и кем украдкой интересовалась. Он ей писал на мое имя и по моему адресу… Это было доброе дело, клянусь вам! Ничего другого здесь не было! Мадам мне это много раз говорила. Если б не это, я не повиновалась бы ее капризу… Дело шло о молодом мальчике, который свихнулся, и мадам хотела наставить его на истинный путь…

— Кто это был? Как его звали? — торопливо спросил посетитель.

— Не знаю. Я его никогда не видела. Я передавала письма, как только их получала, вот и все.

— А куда девались эти письма?

— Мадам сжигала их. С тех пор, как она заболела, я сжигала их при ней. Но, так как ей уже трудно было писать, я думаю, что этот молодой человек приехал в Люверси, чтобы ее увидеть в эту ночь… Он уже, наверно, несколько дней жил в деревне. На последних его записках был штемпель Люверси…

Посетитель нахмурил брови.