— Дома! Чему радуешься! — раздражительно замтила мать. — Обтрепался, по гостямъ шляясь; домой откармливаться пріхалъ…

Лизавета Николаевна молча прошла въ дтскую, гд обыкновенно помщался ея отецъ во время своего пребыванія дома. Онъ былъ, дйствительно, какъ-то помятъ, попрежнему плоско шутилъ, тянулъ по рюмочк водку, носился съ дтьми, забавляя ихъ нелпыми играми, и жаловался на жену. Этотъ разоренный домъ, грязь, хламъ, оборванныя и грязныя дти, отецъ въ шутовской роли, мать, съ вчною бранью на язык вдругъ обдали, какъ холодною водою, Лизавету Николаевну, посл блеска и мира въ привольскомъ дворц. Кажется, она была готова въ омутъ броситься, такъ ей опостылть этотъ домашній адъ.

— Ну, а что Михаилъ Александровичъ подлываетъ? Здоровъ ли? — разспрашивала у нея мать за вечернимъ чаемъ.

— Что ему длается! — серьезно проговорила дочь.

— Фыркаешь-то ты съ чего? А? — спросила мать.

Лизавета Николаевна промолчала.

— Вы ужъ не съ нимъ ли повздорили, барышня? — съ укоризною и насмшливостью замтила мать.

— Изъ-за чего мн съ нимъ ссориться?

— Да кто васъ знаетъ! Вс вы у меня какіе-то шальные, да верченые, — проговорила Дарья Власьевна, указывая на ребятъ. — А ты помни, что теб восемнадцать стукнуло, что ты у меня седьмая, а достатковъ у насъ нтъ. Просидишь въ двкахъ, — подъ старость по-міру нашляешься, гд-нибудь на дорог съ голоду издохнешь. Братья теб не кормильцы, сами угодятъ на каторгу.

Лизавета Николаевна нахмурилась.

— Полноте вы глупости-то говорить. — сказала она. — Ну, можетъ ли онъ на мн жениться?.. Коли и полюбить, такъ поиграетъ, обманетъ и бросить.

— Ну, матушка, за обманы-то и къ суду притягиваютъ!

Лиза съ негодованіемъ отвернулась въ сторону и промолчала.

Черезъ три для графиня пристала за ней экипажъ. Не минуты не думая, молодая двушка написала къ Серпуховской письмо, гд отговаривалась отъ поздки въ Приволье неожиданнымъ пріздомъ своего отца.

— Да ты съ ума сошла, что ли? — кричала мать — Да ты какъ смла не похать, когда тебя благодтельница наша зоветъ?

— Не похала, значитъ, надо не хать, — отрывисто отвтила Лиза.

— Ну, матушка, я терплю-терплю, да когда-нибудь и лопнетъ терпніе. Вы вс отъ рукъ отбились, такъ я васъ опять къ рукамъ приберу!

Раздраженная дочерью, Дарья Власьевна бушевала весь день и поколотила одну изъ служанокъ. Та убжала съ жалобой на барыню.

— Ну, опять дло затялось! Раскошелится наша Дарья Власьевна, — хохоталъ Николай Николаевичъ. — Ишь, руки-то старыя, помщичья остались и удержу имъ нтъ.

Лиза сердито насупила брови.

— Чего ты радуешься? — проговорила она. — Удержать ее не можешь.

— Мамочка, да я самъ радъ, что меня не бьютъ, — жалобно отвтилъ отецъ. — Мн самому скоро мста не будетъ, Дома, что въ аду, а бжать некуда. Куда ни прідешь, везд косятся, вс дуются, со всми мать въ ссор… Да ты-то что у меня нынче такая скучная?

— Теб-то что до моего горя? — спросила строптивымъ топомъ дочь. — Поможешь ты мн? Научишь ты меня чему-нибудь?.. Самого-то тебя только безрукій не бьетъ…

— Маточка, и ты-то меня обижаешь! — со вздохомъ произнесъ отецъ, успвшій пропустить лишнюю чарку водки.

Онъ нагнулся и поцловалъ руку дочери.

Дочь отвернулась въ сторону. Ей было жалъ отца и въ то же время ей было гадко, ее сердило его безсиліе… Дла нея прошла еще недля, тяжелая, полная домашнихъ дрязгъ и непріятностей. Посл каждой изъ грязныхъ сценъ семейнаго раздора Лиза хмурилась и невольно приходило ей въ голову:

— Да зачмъ я здсь живу, зачмъ терплю эту муку? Гостила бы у графини, такъ, по крайней мр, хоть не видала бы, что за жизнь идетъ дома, сердце бы не болло. Такъ нтъ, Михаила Александровича испугалась! И чего было бояться его? Ну, любитъ онъ меня, такъ была бы и сама счастлива, и его осчастливила бы. Повеселлъ бы онъ со мною. Недаромъ у меня характеръ веселый, да живой. «Вашего смха на двоихъ станетъ», говаривала мн Маша… Да, станетъ!.. А если онъ обманулъ бы? Ну, такъ что жъ? Хоть день пожила бы счастливо, хоть разъ пожила бы на вол; а бросилъ бы, такъ хуже не стало бы, чмъ теперь… Да если бы и хуже стало; ну, руки бы на себя наложила. Терпть бы не стала… Недаромъ же мать меня верченою, да шальною зоветъ!.. Вотъ вдь домовыхъ не боюсь, въ лсъ одна хожу, разъ побилась объ закладъ съ Машей, что по кладбищу ночью пройду, и прошла, а человка испугалась!

Не давали покою Лиз эти мысли, но она настойчиво гнала ихъ прочь, не сознавая, почему она ихъ гонитъ. Однажды ей было очень тяжело, когда неожиданно къ ихъ дому подъхалъ кабріолетъ Михаила Александровича.

Хозяйка, по обыкновенію, засуетилась передъ гостемъ и поспшила сказать:

— Извините, мн по хозяйству надо! Вы ужъ съ Лизой переговорите!

Задонскій молча поклонился. Дарья Власьевна скрылась, думая про себя: «Они побранились, они помирятся. Оно лучше, посл ссоры-то миле другъ другу будутъ!»

— Извините меня, Лизавета Николаевна, — начатъ вжливымъ топомъ гость, державшій себя какъ-то сдержанно и холодно:- вы ухали отъ насъ вслдствіе неосторожныхъ фразъ съ моей стороны. Я поступилъ опрометчиво. Я самъ очень хорошо знаю, что мн не слдуетъ искать вашего участія, вашего сочувствія. Я для этого слишкомъ изломанъ, слишкомъ испорченъ жизнью.

Лизавета Николаевна, дослушавъ эти жалостныя, чопорно произнесенныя фразы, подняла на Михаила Александровича свои большіе, откровенные глаза: они были полны слезъ и словно молили о пощад. Михаилъ Александровичъ длалъ видъ, что не замчаетъ этого скорбнаго выраженія лица своей собесдницы.