— Это моя послдняя слабость, — говорила она.

Дйствительно, пребываніе въ ея дом молодежи было такъ же не нужно, какъ появленіе роскошныхъ- бронзовыхъ и фарфоровыхъ украшеній, какъ появленіе всего этого блеска для нея, для женщины, проповдывавшей аскетизмъ и воздержаніе, молитву и смиреніе. Чаще всхъ другихъ двушекъ появлялись здсь невинныя, наивныя, всему изумлявшіяся дочери управителя и Лиза Баскакова. Послдняя когда-то росла съ покойной дочерью Серпуховской, и графиня чувствовала что-то въ род холодной привязанности къ молодой двушк. Она ласково цловала ее въ лобъ при встрч; спрашивала, здорова ли она, давала ей полную свободу ходить по комнатамъ, читать духовныя и нравственныя книги, играть на фортепьяно, и въ день отъзда спрашивала ее, не нужно ли ей чего-нибудь. Хотя всегда получался отрицательный отвтъ, графиня все-таки дарила что-нибудь Баскаковой, прибавляя:

— Это дтямъ отъ меня!

Иногда графиня, окончивъ свои бесды съ управителемъ и часть своей душеспасительной переписки, входила неслышными шагами по мягкимъ коврамъ въ залъ, гд стоялъ рояль, и опускалась на какое-нибудь кресло въ темномъ углу комнаты. Не замчая присутствія графини Баскакова продолжала играть. Эта задушевная игра не для публики, игра мечтающей въ сумеркахъ и въ одиночеств двушки, то веселая, бойкая и бурная, какъ сама молодость, то едва-слышная, замирающая и страстная, какъ какое-то безотчетное стремленіе къ неизвстной, созданной воображеніемъ жизни, эта игра странно дйствовала на графиню. Она задумчиво опускала голову на руки и не шевелилась въ своемъ кресл по цлому часу. Но едва только замиралъ послдній звукъ, какъ только вставала Лиза, какъ тотчасъ же понималась и графиня.

— А я взошла взглянуть, дитя, не скучаете ли вы. Сегодня мы какъ-то одн остались — говорила она, длая видъ, что едва-едва успла переступить черезъ порогъ въ эту комнату.

— Нтъ, мн не скучно. Вы знаете, я люблю музыку; мн такъ хорошо здсь, — отвчала и дйствительно, ей легко дышалось среди этой тишины, посл бурь и крикoвъ, оглашавшихъ бабиновское жилище.

Графиня тихо цловала въ лобъ молодую двушку и тихо удалялась въ свои покои. Лиза даже и не подозрвала, что ее долго слушали, что звуки ея музыка пробуждали нчто въ род чувства въ вчно невозмутимой душ набожной женщины, безропотно покорившейся своей судьб…

Въ такомъ-то дом Лиза провела, почти безвыздно пять лтъ жизни, начиная съ десятаго года. Въ это время, въ ея собственномъ дом, ей житья не было; отецъ воевалъ съ матерью и ея родными; имніе закладывалось и продавалось для ушаты его долговъ; вчныя постройки остановились, и бдной двочк не только нельзя было учиться, и даже некуда было пріютиться. Графиня въ эту пору неожиданно предложила Дарь Власьевн отпустить въ ея «дворецъ» маленькую Лизу «погостить». — Дарья Власьевна даже прослезилась, я облобызала ручку ея сіятельства, несмотря на вс возраженья графини, Лизу тоже заставили поцловать эту щедрую руку, и съ этой минуты графиня сдлалась благодтельницей Баскаковыхъ. Въ сущности, она совсмъ не думала о благодяніи, приглашая на время въ свой домъ дочь небогатыхъ сосдей. У нея была болзненная, скучавшая въ одиночеств дочь, ровесница Лизы, и ей нужна быта подруга. Такимъ образомъ, въ дйствительности Лиза должна была принести пользу только дочери графини; извлечетъ ли она какую-нибудь выгоду изъ этой роли для себя — объ этомъ, разумется, и не думала Серпуховская. Но такъ все ведется на свт, Лизу вс стали считать облагодтельствованною воспитанницею графини, и никто и не думалъ, что ей благодтельствуютъ для своихъ цлей, для своихъ выгодъ, и что о ней и не позаботились бы; если бы она не была нужна самимъ благодтелямъ. Не думала объ этомъ какъ графиня, такъ и Лиза, привыкшая видть въ Серпуховской свою покровительницу. Прошло пять лтъ, успла Лиза оплакать свою зачахнувшую въ богатомъ парник подругу, переселилась она въ родной постылый домъ, такъ какъ ея ученіе окончилось въ день смерти молодей Серпуховской, и навсегда сохранила свтлыя воспоминанія о дворц, гд каждая вещь тшила глаза, гд все шло чинно и прилично, гд и виды были лучше, и люди довольне, и не было ни дрязгъ, ни ссоръ. Да и изъ-за чего было тутъ ссориться? Всмъ доставало хлба, вс привыкли повиноваться за деньги графин. Теперь этотъ дворецъ сталъ еще дороже Лиз. Въ немъ жилъ тотъ, кого она помнила, какъ веселаго друга дтства, кузена своей покойной подруги, кого она теперь любила, правда немного странною любовью, но все же любила.

Михаилъ Александровичъ Задонскій служилъ еще недавно въ столиц, захворалъ, вышелъ въ отставку и пріхалъ въ деревню. Говорятъ, онъ ухалъ изъ столицы потому, что долженъ былъ бжать отъ кредиторовъ; говорятъ, онъ ухалъ въ деревню, а не за границу, потому что у него не было средствъ на поздку за границу, и была надежда выпросить денегъ у тетки на уплату долговъ. Тетка обрадовалась ему своею набожною, невозмутимою радостью и попросила пожить съ нею. Намеки о деньгахъ оставались покуда безъ всякаго положительнаго отвта. Встрча Лизы съ Михаиломъ Александровичемъ была странная: онъ удивился, увидавъ хорошенькое и бойкое личико простенькой деревенской барышни; она сконфузилась и боялась его. Но въ первые же дни у Лизы проснулись воспоминанія, она опять стала видть въ Михаил Александрович рзваго и удалого пажа Мишеля, украдкою цловавшаго ее въ былые годы въ дтское плечико. Михаилъ Александровичъ сталъ ухаживать за нею, иногда они играли въ четыре руки, иногда весело болтали о разныхъ пустякахъ, подчасъ онъ плъ страстныя псни, порою становился задумчивъ, выражалъ мысли о своемъ разочарованіи, о своей тоск,- все это понемногу сближало съ нимъ Лизу. Дешевенькое, салонное остроуміе, хорошій голосъ, ловкость, хитрость, все это уже не разъ пускалось въ ходъ Михаиломъ Александровичемъ, когда ему хотлось побдитъ какое-нибудь молодое женское сердце, и почти всегда черезъ недлю или черезъ дв настойчивая атака оканчивалась побдой. Уже пажомъ онъ насмотрлся на скандалезную жизнь своей матери, покойной сестры графини Серпуховской; уже шестнадцати лтъ онъ былъ неизмннымъ постителемъ балета, близкимъ знакомымъ танцовщицъ, постояннымъ членомъ на кутежахъ своихъ пріятелей; онъ, въ сущности, не зналъ ничего основательно, былъ вполн однимъ изъ тхъ блестящихъ неучей, которые нахально и свысока болтаютъ обо всемъ въ нашихъ мало-образованныхъ гостиныхъ. Стоя по умственному и нравственному развитію, подобно многимъ изъ своихъ друзей, крайне низко, онъ не могъ приняться ни-за какую дятельность; всякое занятіе, начиная съ составленія канцелярскихъ бумагъ, до занятій агрономіей, торговлей или ремесломъ, было не по силамъ ему, такъ какъ онъ изъ всего зналъ только какіе-то кончики, отрывки и ненужности; онъ могъ только красоваться на лошади, гремть саблей на публичныхъ гуляньяхъ, свысока смотрть на несравненно боле, чмъ онъ, нравственную и развитую массу и пользоваться значеніемъ, покуда въ его карман оставалась послдняя копейка, которую можно было поставить ребромъ. Но эти копейки скоро исчезаютъ у людей, умющихъ проживать и не умющихъ работать; эти люди постоянно должны заглушать звономъ золота ничтожество высказываемыхъ ими идей, должны покупать себ за деньги друзей и поклонниковъ, такъ какъ въ нихъ самихъ нтъ ничего, что привлекаетъ къ человку. Покуда они богаты, надъ ними вс смются только за глаза; когда они бднютъ — вс явно отворачиваются отъ нихъ. Но таково свойство неразвитого, стоящаго по уму на самой низшей ступени человка, что онъ, сдлавъ ошибку, будучи наказанъ за нее, не можетъ сознаться въ ошибочности своихъ дйствій и приняться за исправленіе себя. Нтъ, онъ разыгрываетъ роль угнетенной невинности, онъ ругаетъ вссь свтъ, онъ воображаетъ себя умирающимъ подъ ослиными копытами львомъ, тогда какъ у него если и была когда-нибудь львиная грива, то она была взята напрокатъ за деньги и теперь красуется у какого-нибудь ростовщика вмст съ другими его украшеніями, продающимися съ аукціоннаго торга и готовыми придать временное значеніе какому-нибудь новому шуту… Пора такого безцльнаго, безсодержательнаго озлобленья и разочарованья наступила и для Задонскаго, когда онъ домоталъ послдній грошъ на кормленіе праздной толпы столичныхъ лизоблюдовъ и ухалъ въ деревню. Уже черезъ дв или три недли онъ началъ все ясне и ясне высказывать Лиз довольно странныя идеи о непрочности всего существующаго и о ничтожеств всхъ людскихъ стремленій къ хорошему.

Сначала Лизу, бойкую и по своей живой, подвижной натур, и по полнйшей деревенской неопытности, нисколько не трогали и даже смшили эти стованья.

— Ну, вы опять принялись за свои жалобы, — смялась она вызывающимъ смхомъ. — Да если бы я была мужчиной, тогда я бросила бы, на край свта ушла бы, а сыскала бы свое счастье.

— Въ томъ-то и дло, что я знаю каждый край свта и знаю, что такъ идетъ та же жизнь, какая идетъ и у насъ, — возражать отставной герой.

— Да вы ровесникъ Мафусаилу, что ли, что все знаете?

— Не знаю, какъ старъ былъ вашъ сказочный Мафусаилъ, — пожималъ плечами Задонскій:- но и сколько бы онъ ни жилъ, я все-таки и опытне его.

— Книжкамъ врите, такъ и думаете, что опытны…

Невинный управительскія барышни, присутствовавшія иногда при этихъ бесдахъ, краснли за необразованность Лизы и, называя ее деревенщиной, строили какіе-то очень выгодные для себя планы насчетъ Задонскаго.

— Въ васъ говорить настойчивость неопытнаго ребенка, — замчалъ онъ сухо Лиз:- а во мн убжденіе опытной зрлости.

— Да Богъ съ нею, съ такою опытностью! — восклицала Лиза. — Что я изъ нея сдлаю?

— Ничего!.. Но и изъ своей настойчивости вы ничего не сдлаете, разв только себя поскоре загубите… Впрочемъ, и то благо въ этомъ мір…

Лиза бойко смялась. Управительскія барышни длали презрительныя гримаски и по своей невинности и неопытности ждали, что вотъ-вотъ душка Задонскій перестанетъ говорить съ дурой Лизой. Но Задонскаго раздражала поддразнивала упорная настойчивость деревенской барышни, и онъ настойчиво шелъ къ своей цли, торжествуя, если по этому вчно веселому лицу пробгали минутныя облака грустнаго раздумья.