Маркевич Болеслав Михайлович
Шрифт:
— «А не надо было врить… Я не любилъ тебя!»
Она безсознательно поднесла руку къ груди, закинула назадъ голову и замирающимъ голосомъ произнесла:
— «Тмъ боле z была обманута!»…
Шепотъ одобренія пробжалъ по зал изъ конца въ конецъ ея, но никто не заплескалъ: лихорадочное любопытство оковывало зрителей. «Совсмъ даже на театръ не похоже, а точно правда,» какъ бы сказывалось въ сознаніи каждаго.
Княгиня Аглая, красная какъ кумачъ, глядла на дочь растерянно моргая круглыми глазами. — «Mais c'est tout `a fait iri-convenable ce r^ole de Lina, une demoiselle qu'on a tromp'ee»! разсуждала она мысленно, — «que va penser le jeune comte et puis cette princesse Dodo qui est si mйchante!»… Ей страшно было пошевелиться: она такъ и ждала удара не съ той стороны, такъ съ другой…
А блдный Гамлетъ въ растрепанной одежд, съ падавшими на лобъ волосами и выраженіемъ холоднаго отчаянія на лиц, говорилъ въ это время на сцен:
— «Ступай въ монастырь! Зачмъ создавать на свтъ гршниковъ? Я самъ пополамъ съ грхомъ человкъ добродтельный, однако могу обвинять себя въ такихъ вещахъ что лучше бы мн на свтъ не родиться. Я гордъ, мстителенъ, честолюбивъ, готовъ на зло, и только воли у меня не достаетъ сдлать все дурное что могу придумать дурнаго… Къ чему такимъ тварямъ какъ я ползать между небомъ и землею? Мы обманщики вс до одного; не врь никому изъ насъ! Иди въ монастырь! Прощай!»
Онъ быстрыми шагами отошелъ отъ нея къ выходу.
«Гордъ, золъ, мстителенъ!» словно ударами молота отзывалось въ потрясенномъ существ Лины:- да, онъ съ утра избгалъ меня. Онъ не можетъ простить что я ему сказала утромъ… Но, Боже мой, неужели онъ не понимаетъ, не понимаетъ?…
И всплеснувъ руками, она тсно, крпко прижала ихъ къ труди и воскликнула по тексту роли:
— О, исцлите его власти небесныя!
Но Гамлетъ еще не кончилъ, ему надо было добить ее двоими жестокими уколами…
— Когда ты выйдешь замужъ, вотъ теб въ приданое мое проклятіе, заговорилъ, онъ опять, такъ же быстро возвращаясь на нее и заглядывая ей прямо въ лицо растерянно тусклыми глазами:- будь чиста какъ ледъ, бла какъ снгъ, ты не уйдешь отъ клеветы. Ступай въ монастырь! Прощай! Или, если ты непремнно хочешь выйти замужъ, выбери пошляка; умные люди знаютъ какихъ чудовищъ вы изъ нихъ длаете… Поди! Ни слова!.. Это свело меня съ ума… Въ монастырь! И скоре! Прощай!
Онъ кинулся со сцены не помня себя, съ чувствомъ чего-то ужаснаго, нечеловческаго, будто только-что совершеннаго имъ…
— Splendid indeed! раздался на всю залу горловый голосъ мистера Нокса, все время сидвшаго уткнувшись носомъ въ своего карманнаго Шекспира, рядомъ съ воспитанникомъ своимъ, звавшимъ во всю мочь.
— Сережа, Гаррикъ, богъ, очарованіе! хриплъ Вальковскій, бросаясь къ пріятелю съ раскинутыми руками. Тотъ его толкнулъ въ грудь такъ что «фанатикъ» чуть не свалился — и побжалъ, самъ не зная куда несли его ноги.
— Да онъ просто удивительный актеръ вашъ племянникъ! вскликнула подъ гулъ поднявшихся рукоплесканій княгиня Додо, сидвшая по другой рук Софьи Ивановны Переверзиной.
— Онъ мн противенъ? нежданно для нея самой, съ сердцемъ отрзала на это та, не отрывавшаяся глазами отъ Офеліи.
Княгиня Додо разсмялась. Она не поняла…
А Аглая Константиновна, все такая же красная и растерянная, шептала въ то же время своему сосду:
— Я нахожу очень глупо совтовать двушк идти въ монастырь, и я, certainement, никогда не позволила бы моей дочери. Une jeune personne comme il faut должна выйти замужъ, и не за «пошляка,» comme dit ce monsieur, а за умнаго et un homme bien n'e.
— Это театръ, а не настоящее! проплъ ей на это въ утшеніе графъ какъ съ амвона.
Лина стояла одна на сцен, держась рукой за высокую спинку готическаго кресла. У нея двоилось въ глазахъ… Она начала:
— О, что за благородный омрачился духъ! Утха, цвтъ. и упованье царства, Ума и нравовъ образецъ, — все, все погибло!.. А мн, ничтожнйшей, мн суждено, Весь нектаръ клятвъ его вкусивши, видть Какъ свжей юности краса исчезла, Цвтокъ весны, подъ бурею увядшій! О, горе мн! Что видла я прежде — И что теперь!У нея едва хватило силы договорить до конца… Занавсъ упалъ. Она добралась до кулисы, опустилась на стулъ случившійся тутъ и, улыбаясь чрезъ силу, чуть слышно проговорила кинувшимся къ ней изо всхъ угловъ съ испуганными лицами актерамъ:
— Ничего, ничего, устала немножко… но, ради Бога, стаканъ воды!..
Зала тмъ временемъ стонала отъ восторженныхъ кликовъ и плесковъ.
LVIII
Что думалъ, что чувствовалъ въ это время князь Ларіонъ? Каждое слово, каждый жестъ племянницы рзали ему какъ ножомъ сердце. Предъ нимъ за этимъ разыгрывавшимся на сцен разрывомъ Шекспировскаго Гамлета съ Офеліей проходила новая перипетія той интимной любовной повсти, отъ которой онъ вотъ уже сколько времени проводилъ. безсонныя, мучительныя ночи. Онъ это угадывалъ въ каждомъ этомъ слов, въ каждомъ взгляд Лины, въ оттнкахъ голоса Гундурова, которые и князь Ларіонъ, какъ Лина не узнавалъ теперь. Онъ не зналъ, какъ могла знать это Софья Ивановна, что приключилось между ними, но для него было очевидно что то глубокое внутреннее страданіе, которое прозрвалъ онъ за игрой Лины, она испытывала его въ эту минуту не изъ-за Гундурова, а чрезъ него… И въ возмущенномъ сердц своемъ князь Ларіонъ не умлъ бы сказать себ теперь, за что онъ боле ненавидлъ этого стоявшаго предъ нимъ мрачнаго, «увядшаго подъ бурею» Гамлета: за то ли что такъ беззавтно любила его Офелія, или за то что его безпощадное отреченіе отъ нея находило у него такіе искренніе, такіе настоящіе звуки?…