Маркевич Болеслав Михайлович
Шрифт:
— Ну, конечно, это ничего и сейчасъ пройдетъ! поддакивала она ей;- вы бы еще выпили fleur d'orange, оно вамъ помогло предъ этимъ.
— Не прикажете ли, я сейчасъ къ княгининой Лукерь Ильинишн сбгаю, предложила горничная Лины, Глаша, находившаяся тутъ:- у нихъ есть капли, лавровыя прозываются, гораздо пользительне супротивъ флердаранжа; княгиня завсегда употребляютъ противъ невровъ.
— Laurier cerise, сказала Ольга, — да, да, это очень хорошо! Сбгай, Глаша!
Глаша выбжала и тутъ же вернулась:
— Князь Ларіонъ Васильевичъ къ вашему сіятельству, спрашиваютъ, могутъ ли васъ видть!
— Дядя! молвила прибодряясь Лина:- проси, проси!.. Мн надо будетъ поговорить съ нимъ, Ольга, примолвила она.
— Это значитъ, мн удалиться надо? тотчасъ же перевела нахмуриваясь барышня.
— Не сердитесь, прошу васъ, милая! поспшила сказать княжна.
— Сердиться! Я! вскликнула Ольга Елпидифоровна, тотчасъ же принимаясь улыбаться;- разв я не своя у васъ въ дом? Можете не стсняться!
Она подобрала свой хвостъ и направилась къ двери. Пропустивъ въ нее входившаго князя Ларіона она вышла въ корридоръ, и тутъ же шмыгнула въ сосднюю большую общую дамскую уборную, въ которой она предъ этимъ одвалась съ «пулярками,» и гд въ эту минуту не было никого. Изъ маленькой уборной Лины вела туда прямо дверь, запертая теперь на замокъ, но сквозь которую она надялась услышать весьма удобно разговоръ дяди съ племянницей.
— А это не мшаетъ на всякій случай! ршила въ голов своей барышня.
— H'el`ene, ты больна? первымъ словомъ сказалось входя у князя Ларіона. И онъ быстрыми шагами подошелъ къ ней.
— Нтъ, дядя, нтъ, совсмъ не больна, спшно заговорила она, — а сердце немножко жметъ, какія-то ноги слабыя… Вы знаете, у меня и въ Ницц это бывало, когда…
— Когда ты чмъ-нибудь душевно была разстроена! досказалъ князь.
— Нтъ, нтъ, просто отъ движенія, или когда не высплюсь… И я теперь хотла просить васъ объ одномъ…
— Что такое, говори скоре?
Онъ придвинулъ къ кушетк стулъ, и слъ тревожно глядя ей въ глаза.
— Вотъ видите, у меня тамъ, въ слдующемъ акт, сцена сумашествія и пть надо…
— Ну да, знаю!
— Но я боюсь… Я чувствую, у меня силъ нтъ, я могу остаться совсмъ безъ голоса… Что же тогда?
— Не пть, не выходить, выкинуть вонъ совсмъ! пылко вскликнулъ на это князь Ларіонъ.
— Но какъ же сдлать, дядя? Вдь это вс знаютъ, ждутъ, это испортитъ спектакль…
— Да что же дороже, прерывая ее, почти кричалъ онъ:- твое здоровье, или этотъ безсмысленный спектакль, за который… за то только что я его дозволилъ, слдовало бы меня, слпаго безумца, повсить!..
— Дядя, за что же вы себя браните, пролепетала Лина, болзненно моргая вками, — чмъ представленіе наше виновато что у меня здоровье такое дрянное?
— Здоровье! повторилъ онъ. И мгновенно стихая, заговорилъ тихо и печально:- Hйlиne, что мн нестерпимо больно, это то что я лишился всякаго твоего доврія, всей твоей прежней дружбы ко мн!..
Она глядла на него вся смущенная… Онъ продолжалъ:
— Зачмъ таишься ты отъ меня, для чего скрываешь?… Неужели я тебя не знаю, неужели ты могла думать что я не понялъ, не отгадалъ все… Здоровье, сказала ты. О, моя бдная, разв я не вижу что не физическая оболочка, а вся бдная душа твоя измучилась въ продолженіе этого проклятаго спектакля… Я не знаю что у васъ предъ этимъ происходило съ нимъ, — князь какимъ-то судорожнымъ движеніемъ махнулъ рукой;- но вдь онъ все время тамъ кололъ, мучилъ, терзалъ тебя, не такъ ли?
Она не выдержала:
— Мучилъ, терзалъ! чуть слышно повторила она, и прижавъ об руки къ лицу, съ глухимъ рыданіемъ откинулась головой въ спинку кушетки.
Князь Ларіонъ скользнулъ со своего стула внизъ, припалъ къ ея колнамъ и, оторвавъ эти блдныя руки ея отъ лица, сталъ покрывать ихъ жадными, безумными поцлуями…
— Дядя, что вы, что вы длаете! вскликнула въ ужас Лина, порывисто вставая съ мста и падая снова въ полномъ безсиліи.
Онъ всталъ, провелъ безотчетно рукой по растрепавшимся волосамъ, и лихорадочнымъ голосомъ промолвилъ:
— Я склонился къ твоимъ ногамъ, какъ сдлалъ бы это предъ древней, мученицей, идущею на смерть… съ тмъ, примолвилъ онъ въ неудержимомъ порыв своей страстной натуры, — чтобы растерзать потомъ ея палача!..
— О, ради Бога, дядя, прошептала Лина, сжимая руки, — не говорите такъ!
— Да скажи ты мн, вскрикнулъ онъ, сверкая глазами, — за что ты его любишь?… За что, H'el`ene? повторилъ онъ мягче, сдерживая себя и снова садясь подл нея. — Вдь онъ гордый, холодный человкъ, несмотря на кажущуюся способность къ увлеченію. Недаромъ онъ такъ хорошо играетъ Гамлета, добавилъ князь Ларіонъ съ улыбкой, скривившею его губы на сторону:- они вс такіе, эти здшніе ультра-Руссы и Славяне, насмотрлся я на нихъ; у нихъ прежде всего голова, уставъ, доктрина, они страсти не вдаютъ и не допускаютъ…
— Я и не хочу «страсти!» какъ бы вырвалось у княжны.
— Не хочешь! повторилъ онъ, — да, ты ее боишься. — Онъ еще разъ горько улыбнулся. — Ты хочешь страдать и переносить безропотно и безмолвно, и чтобы тотъ кого ты любишь, точно такъ же любилъ тебя, страдалъ и переносилъ, и молчалъ… Только Гамлетъ твой, на бду, не рыцарь нмецкой баллады, а Москвичъ въ до-Петровской мурмолк новйшихъ ученій… Мн невдомо, повторяю, что, какое объясненіе происходило между вами, но очевидно онъ знаетъ что твоя мать иметъ для тебя избраннаго ею жениха и не склонна промнять его на господина Сергя Михайловича Гундурова, и онъ длаетъ тебя отвтчицей за это оскорбленіе его безграничнаго московскаго самолюбія… Хорошъ влюбленный! закончилъ, вставая, князь Ларіонъ со злобнымъ, перерывистымъ хохотомъ;- нтъ, Елена Михайловна, такъ не любятъ!..