«Симъ побдиши»! прочла она еще разъ теперь. Свтлая улыбка скользнула по ея блднымъ устамъ… Она вытянула изъ-за сорочки золотую цпочку, на которой навшены были ея крестъ и медальонъ съ портретомъ и волосами покойнаго отца, пристегнула къ нимъ образокъ Софьи Ивановны, поцловала его, перекрестилась, и, уложившись щекою на руку, заснула мгновеннымъ, младенческимъ сномъ…

Но ей не суждено было досыта выспаться въ это утро. Въ начал восьмаго чьи-то шаги и смхъ въ кабинет разбудили ее опять.

— Что она, еще спитъ? спрашивалъ громко кто-то.

— Почиваютъ-съ! послышался шепотъ Глаши.

— Я не сплю! сказала княжна, недоумвая съ кмъ это разговаривала ея горничная.

— Ah! Lina! Ch`ere!..

И съ этими словами въ спальню ворвалась двушка въ широкой соломенной шляп и сромъ бурнус на плечахъ, вся запыхавшаяся и хохочущая…

— C'est moi! Не ожидала? Не узнаешь даже, кажется? и она кинулась прямо цловать Лину въ постели.

Это была одна изъ ея московскихъ бальныхъ знакомыхъ, княжна Женни Карнаухова, высокая и крупная особа, съ характернымъ и веселымъ выраженіемъ лица и весьма ршительными, почти мужскими пріемами рчи и движеній. Московская молодежь звала ее «добрымъ малымъ въ юпк» и «Геничкой Карнауховымъ». Она это знала, и не только не оскорблялась, но очень гордилась этими прозвищами, и вмняла себ въ какую-то обязанность быть на пріятельской ног со всмъ міромъ. Ее вообще вс любили, и она всхъ любила… Она была, дйствительно, очень добра сердцемъ, откровенна до глупости, легкомысленна и эгоистична какъ вс добрые малые, и совершенно наивно убждена была что не было въ мір существа боле нужнаго для счастья ближнихъ какъ она.

— Какая ты хорошенькая въ постели! А croquer! хохотала она, обнимая и тормоша Лину:- вотъ еслибы тебя кто-нибудь изъ нашихъ кавалеровъ увидалъ теперь, вотъ бы влюбился!.. А ты и не спрашиваешь какъ я къ теб попала такъ рано?

Бдная княжна съ просонковъ только глядла на нее недоумвая.

— Надо теб сказать что мы только вчера пріхали къ себ, въ Высокое. Жара, пыль, духота, а мы въ город сидимъ! У maman ея вчный mal de dos, перезжать не хочетъ: — безъ Озера, говоритъ, умру! Несчастному папа каждый день сцены длаетъ, ко мн придирается за каждый вздоръ… Un enfer, однимъ словомъ!.. Наконецъ ужь Толя — она только его и слушаетъ — уговорилъ ее! Вчера къ обду пріхали; папа и вспомнилъ что мы приглашены 8-то числа къ вамъ. Вотъ и собрались пріхать сюда къ обду. А сегодня Толя веллъ разбудить меня чуть свтъ. Хочешь, говоритъ, прокатиться со мною на бговыхъ дрожкахъ? Подемъ, говорю. Вотъ мы и похали, демъ, а лошадь у насъ молодая, Толя правитъ отвратительно, чуть въ канаву не свалилъ меня… Ужь не знаю, нарочно онъ или невзначай, только прохали мы верстъ, я думаю, пятнадцать, и очутились наконецъ въ совершенно незнакомомъ мст. Идетъ мужикъ; Толя его спрашиваетъ: куда ведетъ эта дорога? — Въ Сицкое, говоритъ, въ княжое. — Въ какое княжое — Шастуновское, отвчаетъ. — А далеко отсюда? — Съ версту будетъ… Толя хлестнулъ лошадь, она вскачь, а онъ ее ужь и удержать не можетъ… Я уцпилась за него, едва держусь… И мы, какъ два сумашедшіе, прискакали къ вашему крыльцу… Et me voilа!

— Очень рада! проговорила учтиво Лина.

— Рада, не рада, а я ужь отсюда не уду! Я не красавица какъ ты, но и я берегу свою, шкуру, comme on dit. Хоть и придется мамашину руготню за это выдержать, все равно! Пусть себ Толя ломаетъ шею если ему угодно, а я за новое путешествіе на его бговыхъ дрожкахъ merci! Сегодня у васъ празднество… Сколько теб минуло, — девятнадцать?… Поздравляю, chиre! Позволь дать теб это на память:

Она сняла съ пальца бюрюзовое колечко, и протянула его Лин.

— Не стоитъ благодарности! не дала она ей выговорить слова, — c'est une petite horreur, но я умоляю тебя носить его! Она принялась опять обнимать княжну;- ни къ кому я еще не чувствовала того что къ теб. Ты такая милая! Я воображаю, примолвила она не останавливаясь, — какіе подарки ты получишь сегодня; мать твоя такъ богата!.. А, да вотъ ужь! Отъ кого? И она бросилась къ знакомой намъ плетушк, стоявшей на туалетномъ столик Лины, и безцеремонно распутавъ связывавшія ее ленты вытащила оттуда великолпный китайскаго лака ящикъ полный конфетами.

Глаша, стоявшая тутъ же, замигала ей обоими глазами.

— Что такое? Секретъ? громко вскрикнула княжна Карнаухова, и ухвативъ двумя пальцами за щеку улыбнувшуюся Глашу:- говори, воструха, говори сейчасъ, отъ кого это, отъ кого?…

— Прикажете сказать, ваше сіятельство? хихикая, вполголоса спросила та свою барышню.

— Говори, что за секретъ! послышался изъ-за спущенныхъ ею занавсокъ постели голосъ одвавшейся Лины.

— Отъ молодаго графа, отъ петербургскаго получили! объяснила тогда Глаша, продолжая лукаво улыбаться.

Такъ и привскочила прізжая княжна:

— Молодой графъ? Петербургскій? Какой графъ? Изъ Петербурга прислалъ

— Нтъ-съ, они сами здсь, отвчала горничная.

— Кто здсь? топоча отъ нетерпнія вскрикнула Женни Карнаухова. — Какъ зовутъ его?

— Анисьевъ по фамиліи, графъ, полковникъ-съ…

— Жоржъ Анисьевъ? C'est vrai ce qu'elle dit lа, Lina? Женни даже перемнилась въ лиц.

— Помилуйте-съ, смю ли я лгать! молвила понявшая Глаша обиженнымъ тономъ.

Княжна нервно отпихнула отъ себя конфетный ящикъ, опустилась быстрымъ движеніемъ на кресло подл туалета и разомъ примолкла….

— Au fond, какое мн дло! вскрикнула она вдругъ, какъ бы сообразивъ, — но я воображаю maman! громко и весело уже захохотала она, и вскочила опять на ноги.

— Скоро ты будешь готова? крикнула она опять Лин, и примолвила по англійски: send your maid off, I have to tell you something [31] .

— Онъ сватается къ теб? начала она сразу, едва остались он вдвоемъ.

— Я его совсмъ не знаю! Лина досадливо повела плечами.

— Пожалуста, не увряй, живо перебила ее княжна Карнаухова, — и не воображай себ что я твоя ривалка!.. Это maman себ вообразила и твердила мн съ утра до ночи…. А я всегда очень хорошо понимала что онъ обо мн не думаетъ, и думать не можетъ. Ему нужно большое состояніе!.. Потому что онъ со мною въ прошломъ году въ Петербург два раза мазурку танцовалъ…. Еще бы онъ не танцовалъ!.. Вдь, ты знаешь, у насъ домъ въ Москв — подворье. Вс эти петербургскіе аксельбанты, только въ Москву ввалятся, прямо къ намъ: дятъ и пьютъ, чуть не ночуютъ, пока не удутъ куда имъ надо…. И все это у насъ длается pour avoir, какъ говоритъ maman, des aboutissants въ Петербург И вотъ меня повезли туда, и повсюду насъ тамъ приглашали, и я на тридцати двухъ балахъ танцовала, и для этого удовольствія сдлали мы шестнадцать тысячъ долгу, и вс эти господа ужасъ какъ со мною любезны были, — а въ Москву мы вернулись ни съ чмъ, замужъ меня все-таки никто не взялъ, и я умру старою двкой, я знаю, и maman злится на меня за это и пилитъ, несчастную, каждый день, а когда увидитъ сегодня у васъ Жоржа Анисьева просто со свта меня сгонитъ!.. И такая я poor soul! неожиданно всплакнула княжна, — за кого бы я хотла, за того меня ни за что не отдадутъ, а за кого меня мечтаютъ отдать, т меня не хотятъ!..