— А теб нравится… ты любишь кого-нибудь, Женни? И невольно тронутая этими словами Лина пододвинулась къ ней.

— Люблю ли? — крупная княжна на мигъ задумалась:- правду сказать, и сама я не знаю… Нравится онъ мн, нравится, и даже очень; можетъ-быть, потому именно, примолвила хмурясь она, — что maman имени его слышать не можетъ и вчно пилитъ меня имъ… Правда, онъ за всми волочится, и ничего у него за душой нтъ. Выходить за него замужъ я и не думаю… но еслибъ я была femme mari'ee, признаюсь, я не отвчу за себя… И она разразилась новымъ смхомъ. — Онъ за тобой не ухаживаетъ?

— Кто такой? спросила не понимая Лина.

— Ахъ, какая я сумашедшая! Болтаю, болтаю и даже не говорю кто!.. Онъ у васъ, играетъ съ тобою на театр… И признаюсь, — княжна понизила голосъ, — я не ухала теперь съ Толей домой, главнымъ образомъ для того чтобы, пока не прідетъ maman, успть flirter un peu avec lui, договорила она, придлывая французское окончаніе къ непереводимому англійскому to flirt [32] .

Кто былъ этотъ счастливецъ съ которымъ она намревалась flirter въ отсутствіи зубастой мамаши — она такъ-таки опять забыла назвать. Но Лина уже не интересовалась узнать это имя: она не понимала любви такого рода…

А Женни Карнаухова продолжала лепетать между тмъ:

— Скажи, душка, а у васъ съ Жоржемъ Анисьевымъ все уже кончено?

— Ничего не начиналось и кончаться нечему! спшила отвтить бдная двушка.

— А это что-же? указала ея пріятельница на ящикъ съ конфетами, — ужь если это не похоже на жениховъ подарокъ!..

— Ахъ, сдлай милость, избавь меня отъ этого, Женни! Возьми себ!..

Княжна Карнаухова подбжала къ ней, схватила за оба плеча, и погружаясь ей глазами въ глаза:

— Такъ это ты въ самомъ дл? Онъ теб не нравится?

— Нтъ! такъ-же ршительно отвчала ей на это Лина какъ наканун матери.

— Не нравится? повторила та, — онъ однако очень хорошъ, George Анисьевъ… Et comme il valse, ch`ere!.. Ты врно слышала что онъ много играетъ? вдругъ оснила ее мысль.

— Ничего я не слышала!..

— Ужасно! Въ прошломъ году у насъ онъ одному дяд Сергю тринадцать тысячъ проигралъ… Онъ съ Сухозанетомъ играетъ по десяти рублей point во что-то… Maman увряетъ что его такъ любятъ `a la Cour что это ничего не значитъ, и что вс его долги заплатятъ… Но ты, можетъ-быть, очень хорошо длаешь что не хочешь идти за него: онъ можетъ разорить тебя, какъ ты ни будь богата… А твоя maman какъ? За него?… Я уврена!.. Бдныя мы, вдь воли намъ не дано, — прикажутъ, и…

Она не договорила:- Лина, вся блдная, опускала голову…

— А! вскрикнула княжна, — ужь приказали!.. И ты не хочешь?… Погоди же, я все обдлаю, — я тебя спасу!..

— Нтъ, ради Бога, Женни, не нужно! въ свою очередь съ ужасомъ заговорила Лина, — ничего нтъ, и нечего спасать меня!..

Но та чувствовала себя уже совершенно необходимою для спасенія пріятельницы:

— Нтъ, нтъ, поврь мн, я опытна въ этихъ длахъ, не бойся! Мери Ребницъ и Варю Тростинину кто выдалъ замужъ? — Я! Сумла устроить, сумю и развести!.. Ты тутъ совершенно ни при чемъ будешь… Я ему дамъ почувствовать что не совсмъ деликатно мущин искать руки двушки которая… Одно только, вдругъ перебила она себя:- чтобъ онъ не вообразилъ что это я изъ ревности!.. Лучше всего еслибы можно было намекнуть ему что ты другимъ человкомъ занята… Но кмъ? Никто теб не нравится, ты такая холодная и равнодушная…

Отъ этихъ словъ блдная княжна наша внезапно вся зардлась, и быстро отвела лицо отъ зеркала предъ которымъ зачесывала свои золотистые волосы. Но то-же зеркало выдало все это любопытствовавшему взгляду ея услужливой пріятельницы:

— Ага, есть кто-то, есть! такъ и вскинулась она, — кто? Лина, душенька, говори скорй, кто, кто онъ?… И она бросилась душить ее въ своихъ объятіяхъ.

Лина не выдержала, — со вчерашняго вечера это былъ цлый рядъ мученій, — и чего требуетъ теперь отъ нея эта непрошеная, назойливая услужница? — она заплакала…

Женни Карнаухова нежданно опустилась предъ ней на колни:

— Лина, душка, ну хорошо, не говори! Я понимаю ces d'elicatesses du coeur… Я сама отгадаю, — это даже гораздо интересне!.. Только знай что я для тебя на все готова, и доврься моей опытности! Я только собственную судьбу не умю устроить, а для другихъ у меня самая легкая, самая счастливая рука… All's well, all's well, Лина! [33] утшала она ее, похлопывая и цлуя въ перерывъ ея тонкія нжныя руки…

Княгиня Аглая Константиновна еще причесывалась въ своей уборной, когда имвшая лестное право входить къ ней во всякое время Ольга Акулина, веселая и свжая какъ роза, вбжала поздравить ее съ «дорогою именинницей» и донести что кое-кто изъ «узднаго звринца» уже пріхали и расхаживаютъ по дому во фракахъ и блыхъ галстукахъ, въ ожиданіи выхода хозяйки дома.

— De vrais sauvages! презрительно вымолвила на это Княгиня. — Надюсь, они не воображаютъ что я измню для нихъ заведенный въ моемъ дом порядокъ? Пусть ждутъ, ils sont faits pour cela! произнесла дщерь бывшаго цловальника съ величественностью, которой могъ бы позавидовать «великій король», Louis Quatorzi`eme du nom.