— Quelle magnificence! снова расхохоталась княжна Карнаухова, кидаясь разглядывать его. — Признайся, не сама купила? Кто далъ теб, говори, кто?

Барышня наша не сконфузилась:

— И не купила, и дали, и теб завидно что изъ твоихъ никто теб такихъ подарковъ не подноситъ! отшутилась она, смясь еще громчее той. — Что взяла?

— Мы люди маленькіе, насъ обидть легко; гд намъ противъ вашихъ глазенаповъ! возразила на это Женни, уже слегка обиженнымъ тономъ. — И, главное, вдь я очень хорошо знаю кто! Вдь все тотъ же, «le capitan?»… Это у Толи Французъ, monsieur Lamy, ихъ такъ называетъ: «le capitan et la barischnia», объяснила она Лин, которая между тмъ, взявъ бюваръ изъ рукъ Ольги, благодарила ее, цлуя;- и вообрази, эта дура до сихъ поръ не сумла окрутиться съ нимъ!..

— Не хотла, а не «не сумла!» презрительно сжавъ губы, отпарировала бойкая особа.

— И дура, дура, дура, тысячу разъ говорю что дура!.. Ab, ravissant, ravissant, ravissant!..

И съ этимъ крикомъ Женни бросилась со всхъ ногъ къ парижскому платью которое опытная «Lucr`ece» приподымала осторожно въ эту минуту изъ картона. Она такъ и погрузилась жадными глазами въ разсматриваніе его рюшей и волановъ…

— Лина, шепотомъ сказала Ольга, воспользовавшись этимъ, — у меня есть къ вамъ секретъ… И она передала ей буквально порученіе княгини…

Печальная улыбка бродила по лицу Лины въ продолженіе этого разсказа.

— И все? спросила она, когда та кончила.

— Все…

Княжна тихо приподняла плечи:

— Maman, я удивляюсь, до сихъ поръ не можетъ понять что это все не иметъ для меня никакой цны.

— Ну, признаюсь, заговорила было Ольга, — я бы на вашемъ мст, кажется…

Она остановилась предъ холоднымъ, почти строгимъ, взглядомъ, который подняла теперь на нее Лина:

— А я васъ прошу, милая, если maman еще разъ заговоритъ вамъ объ этомъ, повторите ей мои слова: мн не нужно никакихъ парюръ… а эту — она подчеркнула — я надюсь никогда не получить… Вы моихъ другихъ подарковъ еще не видли? перемнила она тутъ же разговоръ, и подошла къ большому столу стоявшему посреди комнаты.

Рядомъ съ портретомъ покойнаго князя Михайлы помщалась теперь въ стоячей, тонкой работы золотой рамк небольшая картина Месонье, въ одно, какъ въ большинств его картинъ, лицо. Это былъ старикъ воинъ, въ одежд временъ Тридцатилтней войны, остановившійся предъ образомъ Мадонны, вставленнымъ надъ низкимъ входомъ готической башни. Чувство мастерства исполненія почти невозможныхъ для масляной кисти деталей, отличающаго спеціально этого художника, исчезало почти здсь чтобы дать всецло мсто впечатлнію, производимому выраженіемъ умиленія разлитаго по всему облику стараго рейтара. Картина была прелестна…

— Это князя Ларіона даръ, я уврена? равнодушно сказала Ольга, (она ничего не понимала въ живописи). — Это онъ самого себя ей поднесъ, молится ей же, въ вид Мадонны, и ботфорты для этого на себя натянулъ, мысленно договорила себ барышня, и закусила губу чтобъ удержать смхъ пронимавшій ее при этой мысли.

— Да, дяди! подтвердила княжна, не отводя глазъ отъ холста.

— А это отъ кого? воскликнула Ольга, указывая на шесть богато переплетенныхъ въ синій муаръ томовъ съ надписью Пушкинъ и вензелемъ Лины на корешк. «Офеліи отъ Эльсинорскаго двора», прочла она вытисненное золотыми буквами на верхней обложк перваго изъ этихъ томовъ.

Княжна съ блестящими глазами обернулась къ ней:

— Это мн наши актеры прислали; такъ мило съ ихъ стороны!.. Лучшаго подарка они мн сдлать не могли.

Ольга развернула книгу и на первой блой страниц прочла слдующее:

— Ахъ, я помню, воскликнула она, — какъ вы какъ-то за кулисами разъ говорили что у васъ въ перездахъ изъ-за границы пропалъ какъ-то Пушкинъ и что теперь изданіе все вышло, и вы не можете себ опять достать… И monsieur Духонинъ еще восхищался вашему выраженію что «Пушкинъ такой свтлый»… Это потому въ стихахъ у нихъ сказано… Профессоръ, должно быть сочинилъ, оттого она такъ и счастлива! подумала тутъ же барышня.

Она ошибалась: Гундуровъ былъ тутъ ни при чемъ. Мысль поднести Пушкина княжн обществомъ всхъ актеровъ Гамлета принадлежала Духонину, который, не мене самого нашего героя, оцнивалъ «особенныя словечки» княжны, и взялся достать и велть переплести въ Москв экземпляръ въ ту пору уже дйствительно почти ненаходимыхъ сочиненій поэта [37] . По его же мысли, каждый изъ участвовавшихъ въ подарк приписалъ своею рукой къ печатному тексту кто стихъ, кто строфу, кто цлое стихотвореніе Пушкина, не пропущенные тогдашнею цензурой въ печати, но которые тогда хранились въ памяти чуть не у каждаго. Молодые люди посвятили этой работ дв ночи сряду… Рукой Гундурова прибавлены были къ стихотворенію Деревня извстныя, опальныя тогда, строки:

Ему же поручено было написать «посвященіе» княжн, но онъ не сладилъ съ нимъ: субъективное его чувство къ ней такъ и пробивалось наружу сквозь каждую накиданную имъ строку. Онъ это понималъ — и отказался ршительно… Попробовали было и Ашанинъ, и Свищовъ, но у обоихъ у нихъ все выходило водевильнымъ куплетомъ; ихъ забраковали. «Посвященіе» скропалъ наконецъ землемръ Постниковъ, скромный молодой человкъ, благоговвшій предъ Линой, съ тмъ оттнкомъ противъ Факирскаго что онъ видлъ въ ней не «Жоржъ-Сандовскую героиню», а «святую изъ Чети-Миней». Его стихи, несмотря на довольно плохія ихъ рифмы, были единогласно аппробованы, какъ выражающіе общее всмъ впечатлніе производимое Линой, и затмъ на вклеенномъ нарочито для этого въ книгу лист бристольской бумаги переписаны имъ великолпнымъ писарскимъ почеркомъ, со всевозможными росчерками и украшеніями перомъ…