Маркевич Болеслав Михайлович
Шрифт:
— Вотъ эта, кажется, знаетъ, отвчала также княжна, — противъ насъ, наискось… въ волосахъ пунцовая роза, выдала она Ольгу Елпидифоровну. Смтливая барышня поймала на лету обращенный на нее взглядъ и многозначительно улыбнулась: она давно угадывала о чемъ у нихъ идетъ рчь…
— А, эта хорошенькая?
— Quel homme vous faites! вскликнула Женни, — съ вашими теперешними намреніями, а «хорошенькія» все также у васъ на ум…
— Эхъ, княжна, языкъ мой — врагъ мой, наставительно замтилъ ей на это осторожный полковникъ, озираясь…
— Ничего, никто не слышитъ… Я предваряю васъ, сочла нужнымъ сообщить ему Женни, — она пребольшая кокетка. Отецъ ея исправникъ въ нашемъ узд…
— Il me semble что вы будто ссоритесь avec le comte, Jenny? крикнула ей со своего мста хозяйка дома съ искусственнымъ смхомъ: ее безпокоила эта продолжительная и, какъ ей казалось, слишкомъ «интимная» бесда Женни съ блестящимъ Петербуржцемъ. Она стовала на то что онъ, «par politesse exag'er'ee,» уступилъ мсто подл нея, хозяйки, одному старику изъ «menu fretin,» а самъ услся подале и. теперь болтаетъ съ этою княжной «qui n'а pas le sou de dot», нисколько не стараясь быть «assidu pr`es de Lina, ma fille…»
— Мы толкуемъ съ нимъ о разведеніи цыплятъ, бойко отвтила ей на это княжна Карнаухова, — это мое спеціальное занятіе у насъ, въ Высокомъ.
— Toujours le mot pour rire, снисходительно ухмыльнулась княгиня Аглая, и поднялась изъ-за стола.
XLIII
Анисьевъ чувствовалъ что «невозможная маменька» такъ и ждетъ случая «аккапарировать его какъ вчера,» а этого онъ боялся теперь пуще всего. Кром раздирающей душу скуки, «отъ которой,» какъ выражался онъ мысленно, «можно изъ окна выскочить, а если останешься живъ, первому на улиц встрчному закатить въ рожу со злости,» — онъ ясно понималъ теперь что ея назойливое покровительство портило его дла хуже всякаго чаемаго имъ соперничества
А что соперникъ ему былъ — въ томъ онъ уже не сомнвался. Вопросъ состоялъ теперь только «насколько серіозенъ этотъ еще невдомый ему ривалъ.» Насколько могло быть серіозно чувство самой княжны — его пока мало заботило: «съ этимъ справиться всегда успешь,» говорила ему его ранняя житейская опытность…
— А пока уйти скоре и подале отъ этой дуры, ршилъ онъ.
И, едва успла она встать, онъ, какъ за ширмы, скользнулъ за широкую спину старика сосда, и исчезъ изъ вида Аглаи прежде чмъ успла она объ этомъ догадаться.
— Гд здсь курятъ? спросилъ онъ съ учтивою улыбкой незнакомаго ему молодаго человка, вышедшаго за нимъ изъ столовой.
Это былъ Свищовъ.
— Гд прикажете, поспшилъ отвтить онъ, съ польщеннымъ чувствомъ:- тутъ, въ дом внизу хозяйка намъ fumoir устроила, но мы больше въ саду куримъ, «подъ сводомъ неба голубымъ…»
— Что же, и прекрасно въ саду, погода чудесная!
Анисьевъ направился къ лстниц.
— Прикажете папироску?
— Благодарю васъ, у меня свои, сказалъ флигель-адъютантъ не оборачиваясь.
Свищовъ тмъ не мене побжалъ за нимъ…
— Ну, ma ch`ere, шептала между тмъ на ухо Лины, подбжавъ къ ней, княжна Карнаухова, — онъ кажется догадывается.
Брови Лины сдвинулись:
— Кто? О чемъ?
— Жоржъ Анисьевъ о о твоемъ, — ну, ты знаешь о комъ… Ты вдь не назвала мн его?…
— Женни, сказала княжна, — разъ навсегда я прошу тебя мн ни о чемъ подобномъ не говорить никогда!..
— Ахъ, ma ch`ere, если это теб непріятно, вскликнула обиженнымъ голосомъ та, — сдлай милость! Для меня же лучше, одною заботой меньше!
И быстро обернувшись, она тутъ же вскрикнула и расхохоталась, чуть не стукнувшусь лбомъ съ Чижевскимъ, который давно, не мене чмъ она сама, сгаралъ желаніемъ «flirter un pen» съ нею, и подкрадывался къ ней для этой цли…
Въ дверяхъ столовой Лина, въ свою очередь, очутилась подл Гундурова. У обоихъ у нихъ забилось при этомъ радостно сердце, какъ бы при встрч посл долгой разлуки. Оба они, будто по команд, одновременно опустили глаза…
— Я Софью Ивановну за завтракомъ не видала; вы не знаете что съ нею? торопливо проговорила она.
— Поздно встала и жалуется что голова тяжела, сказалъ онъ.
— Я пойду ее навстить.
— Вы пойдете?… Надежда едоровна сидитъ у нея…
— Такъ что же?
Онъ не отвчалъ, Онъ не могъ себ дать отчета для чего онъ это сказалъ. Ему только смутно казалось что въ эту минуту, когда будетъ у тетки Лина, лучше если бы не было тамъ Надежды едоровны…..
Лина мелькомъ скользнула взоромъ по его лицу, и прошла мимо.
Онъ пошелъ за остальными на балконъ, въ садъ… Дальковскій гудлъ уже тамъ, отфыркиваясь и отплевываясь отъ только что сдланнаго Ашанинымъ предложенія «идти сейчасъ на сцену и прорепетовать кое-какія слабыя сцены.» Старый театральный мудрецъ и суевръ, онъ прежде всего почиталъ что репетиція въ день спектакля «приноситъ несчастіе,» а затмъ утверждалъ уже весьма основательно что, хорошо или дурно пойдетъ эта репетиція, она уже тмъ вредна спектаклю что утомитъ заране актеровъ Ашанинъ зналъ это также хорошо какъ Вальковскій, но проповдывалъ теперь совсмъ иное. Онъ говорилъ что вчерашняя репетиція Гамлета была нестерпимо вяла, что нужна непремнно еще одна, хотя бы не полная проба въ костюмахъ чтобы не чувствовать себя въ нихъ «не собою» вечеромъ, на спектакл, и т. п. Дло въ томъ что ему нужна была лично эта репетиція потому что на нее придетъ Ольга Акулина, потому что онъ найдетъ тамъ минуту для объясненія съ этимъ «своенравнымъ созданіемъ,» — Ольга Акулина, съ которою произошло что-то необъяснимое, которая, видимо, съ неотразимымъ упорствомъ отводила отъ него глаза въ продолженіе цлаго завтрака, — Ольга Акулина, которая сейчасъ вотъ вскинулась и стремглавъ убжала отъ него прочь когда онъ подошелъ къ ней, почти дрожа отъ волненія, онъ, Владиміръ Ашанинъ!.. Какъ, думалъ онъ, едва коснувшись этой сладостной чаши, оторваться отъ нея навсегда! Не допить до дна того блаженства когда на губахъ у него де сихъ поръ еще горитъ опьянющій жаръ ея поцлуевъ?… И что это, что движетъ ее теперь: стыдъ, испугъ, досада… или, просто, одно изъ тхъ мгновенныхъ, капризныхъ, безсмысленныхъ противорчій на которыя такъ падки женскія сердца, и съ которыми такъ легко и побдно справлялся до сихъ поръ московскій донъ-Жуанъ? Ашанинъ не узнавалъ самого себя, онъ былъ весь полонъ какой-то, давно ему ужъ невдомой, сердечной тревоги… «Да не влюбленъ ли я ужь и въ самомъ дл?» спрашивалъ онъ себя, вызывая на уста обычную ему насмшливую улыбку, но не находя въ то же время прежней насмшки въ глубин своего существа