— Что я?

— Очень были дружны съ княгиней заграницей? передразнила она его сдержанный тонъ.

— Я былъ представленъ ей ныншнею зимой

— Гд это?

— Въ Москв.

— А! Это когда вы у насъ такъ часто бывали?… И мн объ этомъ тогда ни слова не сказали?…

— Я не смлъ воображать себ, отвчалъ блестящій полковникъ, пуская въ ходъ свою многозначительную улыбку, — что васъ можетъ такъ интересовать малйшій изъ моихъ faits et gestes…

— Ахъ, пожалуста, вскрикнула Женни, — pas do ces airs de fat avec moi! Я нисколько въ васъ не влюблена!

— Я такою несбыточною надеждой и не льстилъ себя никогда!

— Ни я, отпустила она, взбшенная его хладнокровною улыбкой, — ни я… ни еще кто-то!..

— Кто же это еще могло бы быть? И онъ уже строго остановилъ на ней глаза.

— Не оно, а она! Та для которой вы сюда пріхали! выложила ему на чистоту, смло выдерживая его взглядъ, крупная княжна.

«Ah, ah, cela devient s'erieux!» подумалъ флигель-адъютантъ, поводя кругомъ себя въ тоже время не измнившимся взглядомъ, между тмъ какъ Женни, отвернувшись отъ него, посылала, теперь уже слегка красня, поклонъ головой и глазами Чижевскому, давно не отрывавшему отъ нея взгляда съ противоположнаго конца стола….

— Какъ хороша ваша картина, дядя, какъ я вамъ благодарна за нее! говорила, усвшись подл князя Ларіона Лина. Она давно у васъ? спросила она, — и въ груди у нея болзненно заныло вдругъ: она только теперь, въ этомъ близкомъ разстояніи отъ него, при утреннемъ свт, замтила какъ страшно перемнился онъ въ эти немного дней… Кожа отвисла на впавшихъ щекахъ, угрюмо выступали посдвшія брови надъ будто убгавшими куда-то глазами, губы словно измнили своему прежнему тонкому рисунку, и старчески опускались на углахъ….

— Мн уступилъ ее Смирновъ зимой, отвтилъ онъ;- я до Мессонье небольшой охотникъ самъ… Но сюжетъ, выраженіе… Я себ тогда же сказалъ что она теб должна понравиться….

— Вы добрый, дядя! сказала тихо Лина, опуская глаза въ свою тарелку; ей было больно глядть на него…

— Ты мн простила? спросилъ онъ ее черезъ мигъ еще тише и дрожащимъ голосомъ.

— За что?

— За вчерашнее?…

— Ахъ, дядя! могла только проговорить она.

— Будь снисходительна!.. Теб не понять… И слава Богу! точно спохватился онъ… Но сразу, вдругъ, это… это тяжело…

Онъ старался улыбнуться, но рука его, державшая щипцы для сахару, никакъ не попадала въ сахарницу, словно не видлъ онъ ее, или пальцы его переставали уже повиноваться его хотнію.

Княжна взяла у него щипцы и наложила сахару въ его большую чашку.

— Спасибо!.. Mon b^aton de vieillesse! И онъ засмялся, будто просыпаясь… — Я, кажется, вздоръ теб какой-то несъ сейчасъ?… Дай срокъ, — выростемъ, поправимся какъ-нибудь! договорилъ онъ уже совсмъ овладвъ собою.

Графъ въ эту минуту показался въ дверяхъ столовой.

— Cher comte! возгласила хозяйка, вставая съ мста, — мы только что сли.

Вс поднялись за нею…

— Садитесь, садитесь! выпятивъ впередъ губы и отмахиваясь ладонями любезно приглашалъ всхъ московскій правитель не прерывать для него завтрака. — Никогда не завтракаю! Зашелъ только поздравить новорожденную!.. Милое дитя!..

И онъ своею быстрою, переваливавшеюся походкой пошелъ на встрчу спшившей къ нему Лин.

— Видите, какъ сказалъ, пріхалъ поздравить васъ! добродушно смялся онъ, пожимая и похлопывая своими пухлыми руками ея нжныя руки, — нарочно днемъ ране изъ Нарцесова выхалъ!

— Я не знаю какъ васъ за это и благодарить, графъ!

Онъ откинулъ ладони назадъ:

— Нтъ! Я очень радъ! Милое дитя!.. А, шалунья! возгласилъ онъ, замтивъ быстроглазую Ольгу Акулину въ многочисленной групп «пулярокъ», — Ольгу которая до сей минуты, не отрывая взора, слдила издали за каждымъ движеніемъ изящнаго флигель-адъютанта.

Она вскинулась съ мста и побжала на голосъ старика. Она и въ немъ, повидимому, вызывала «искорки»: его китайское лицо размякло пуще прежняго; ладони принялись уже съ особеннымъ чувствомъ трепать и гладить ея всегда горячія руки…

— Очень радъ! Сегодня играть будете?

— Завтра, ваше сіятельство! отвчала она, поджимаясь и выпуская ему изъ-подъ рсницъ убійственнйшій глазенапъ, какъ выражалась Женни Карнаухова, — къ несчастію, только завтра!..

— Завтра? Не знаю!.. Надо въ Москву!.. Актеры все! засмялся онъ опять, обводя кругомъ стола своими узенькими глазами изъ-подъ словно напухшихъ вкъ… — Ашанинъ! крикнулъ онъ, узнавая его, — пустомеля! Все шалберничаешь?

— Вашими молитвами, ваше сіятельство! комически отпустилъ ему въ отвтъ красавецъ, пользовавшійся почему-то особеннымъ расположеніемъ старика.