– Брюхо, брюхо болит!.. Убирайся к черту! Я сам его сеял, не ты!..

– Дядя, с ума ты рехнулся немножко?

– К черту, к черту! Я вилами сброшу - не лезь.

Когда Федякин увидел насыпанную на печи пшеницу, Петраков испуганно закричал:

– Тро-хи-им!

Вошел Григорий, сын, с красными звериными глазами.

– Щитать пришел?

– Прячете?

– Не подходи, Трохим, грех будет...

– Дома, дома щитай!
– кричал Петраков.

В улице раздались голоса. Целым скопом прошли "имущие", выскочили бабы, залаяли собаки. Прошумела волна, снова стихла. Короткими подземными толчками выпирало наружу глухое накопленное раздраженье, разгоралось, временно гасло.

– Да, без жертвы нельзя. Тяжелый путь, - другого нет.

Кто-то проскакал, стоя на телеге в распоясанной рубахе, прогремел колесами, пугая собак с ребятишками. Около Беляковой избы начали собираться мужики. На завалинке повыше других очутился странник, не то - бродяга, в солдатской шинели; громко проповедовал:

– Товарищи! В евангелии сказано: будут трусы, глады, моры, междоусобицы. Верно?

– Верно.

– Восстанет брат на брата, сын - на отца. Правильно?

– Правильно!

– Христос сказал: "Легче будет Содому и Гомору, нежели вам, лжепророки-учители, соблазняющие стадо мое. Молитесь, ибо не останется от вас камня на камне".

Дарья Беспалова заплакала. Сбегала в избу, вынесла пару яиц, рубль денег, сунула страннику.

– Возьми, Христа ради!

Ледунец налетел было на странника, странник поднял руку, как некогда Христос, укрощающий бурю на море:

– Остановись, неразумный! На кого злобишь душу свою?

Выступил Захар Беляков. Недавно он был "неверующий", рассказывал мужикам, что нет никакого бога - выдумка одна. Ел молоко в постные дни, смеялся над попом Никанором, за стол садился в шапке, после обеда говорил жене страшное слово:

– Пардон!

Принес он его со службы - очень уж понравилось, а что оно значило, и сам не знал. Баба слушала и тоже не понимала. Думала, бога ругает.

Потом захворал Захар. Целый месяц провалялся в постели. Во время болезни раскаялся, снова стал верующим, бросил пить молоко в постные дни, перестал смеяться над попом Никанором. Теперь он выступил пророком из толпы мужиков, подошел к страннику, как к равному по полученной благодати.

– Тридцать дней я хворал, думал - умру. Видел пропасть великую, а в ней - сатану, играющего на дудке. Понял? Неверующий я был.

Ледунец шепнул Федякину:

– Трофим, я их ударю.

– Кого?

– Да вот святых наших: Захара блаженного и странника прокаженного. Вчера про антихриста начали сусоли разводить. Что это за мода пошла - в святые все полезли...

Ледунец не выдержал, крикнул:

– Товарищ нищий, пашпорт есть у тебя?

Мужики загалдели, бабы налетели, как галки. Спорить с ними не было желания, доказывать бесполезно - Федякин махнул рукой. По дороге ему встретился студент Перекатов в белой рубахе, ласково поклонился:

– С добрым утром, Трофим Павлыч!

Попался сам Перекатов с туго перетянутым животом - тоже веселая улыбка на лице.

– Чему они радуются?

Псаломщик сидел у раскрытого окна, свесив очки на кончик носа; в третий раз перечитывал большевистскую программу.

– Черпаешь?
– спросил Федякин, заходя к нему.

– Интересная штука, если вникнуть хорошенько. Каждой строчкой бьет за бедного человека.

– Ну, ну, накладывай побольше!

Иван Матвеич снял очки, почесывая переносье.

– Речей не могу говорить.

– Каких?

– А вот как ораторы. Стану в уме складывать - хорошо выходит, переведу на слова - язык путается.

Вытащил из стола несколько лоскутков исписанной бумаги.

– У меня вот тут тексты из библии, я нарочно выписал для обличенья неправды у пророка Исайи.

– Ничего, - перебил Федякин.
– У нас и без Исая выйдет не хуже. Скажем словечко - образованный не перешагнет.

– Нет, почему же!
– заупрямился псаломщик.
– Я как-нибудь подготовлюсь, чтобы священников ущипнуть... Очень уж от истины отошли, мамону служат...

– На священников наплевать, - сказал Федякин.
– Под самую религию подкоп надо сделать.

– Какой подкоп?

– Тенето это, в котором путаются мужики. Ведь ее человек сам выдумал... по глупости.

– Как сам?

– Очень просто! Взял да и выдумал от нечего делать - теперь не рад.

Иван Матвеич стоял оглушенный. Закачались половицы под ногами, закачалась вся избушка, наполненная туманом, в голове закружились испуганные мысли.

– Запутала нас эта религия, пора другую выдумать - поумнее...