– Расхрабрился, молокосос! В бараний рог согнут…

– Никакие это не снайперы, смотрите, там Вилен Фефилович, узник совести, мы с ним вместе десятку в Мордовии отмотали, потом в Пермской зоне голодовку держали! – хрипло демаскировался неприметный седоватый антисоветчик.

– Вот вам и перестройка. Всякая мразь воспрянет, а так надеялись, – с тихой плаксивостью, ничего не слыша, запричитала старушка, ища сочувствия Соснина. И вздохнула. – Теперь уже не распрямиться. И добавила. – Детей жалко.

– Х… им, пусть пососут! – грозил задиристым фальцетом баскетбольного роста мальчик, подкрепляя угрозу похабным жестом.

Снайперы-узники опасливо подошли к карнизу, на танки полетели листовки.

– Мы стали другими, мы больше не будем молчать, фашизм не пройдёт, – монотонно внушал микрофону, сжав поднятую ручку в кулачёк, бледный юноша в аккуратном синем костюме-тройке, при галстуке.

– Ешьте, горяченькие! На Преображение Господне испекла.

– Что, что всё-таки стряслось? – Соснин проталкивался в гомоне и треске моторов между тонувшими в выхлопах солярки танками и людьми, – осталась ли надежда на Ельцина? Если нет, то почему никого не хватают, по чёрным воронкам не рассовывают?

– Свихнулся?

– Но чего же они хотят? И армия…

– Спозаранку выболтали всё, что было на тощем уме, заткнулись.

– А потом?

– Потом – классический балет! С танцем маленьких лебедей.

– Нет, что потом будет?

– П….ц, п….ц будет коммунякам! – приседал на корточки и выставлял вперёд ногу в дырявой джинсовой штанине, радостно вопил волосатый прыщавый парень с гитарой. Вопил, вопил, по-юродски шлёпая себя по мокрому рту, – п….ц, п….ц! Словно обессиленный распиравшей его радостной вестью, которую отторгала недоверчивая, пуганая толпа, парень припадал к гусенице танка и бренчал, закусив губу, бренчал с дикой страстью, не боясь, что порвутся струны, и вопил, вопил. – П….ц, п….ц! И – счастливо взвизгивал. Волосатые его приятели-почитатели уже бесшабашно разливали по пластмассовым стопкам водку; к оптимистичной молодёжи потянулся старенький заморыш-пьянчужка со шляпою на затылке.

Девахи ай-лю-ли опять пошли хороводом.

Майорская рация хрипела, щелкала; затем матюгнулась.

Мотор отрыгивал зловонные клубы дыма.

Кренились над карнизом алебастровые мастеровой с молотком, колхозница с серпом и снопом колосьев.

– Алло? Редакция? – буднично осведомился увешанный космической техникой курносый веснущатый коротышка в красно-белой спортивной куртке, – записывайте…

Из окон гостиницы «Москва» вылетали листовки.

– По самым последним сведениям, полученным из компетентных источников, – диктовал коротышка, – Ельцин прибыл в Белый Дом, который, судя по обстановке, станет укреплённым центром организованного сопротивления путчистам.

– Сопротивление из Вашингтона? – непроизвольно спросил Соснин.

– Не с луны, с Марса свалился! – фыркнула очкастая дама.

– Мэр Собчак обманул засаду и сумел вылететь в… – листал блок-нот коротышка.

Листовки полетели и из окон обоих «Националей».

– Армия неоднородна, не буду называть фамилию полковника, героя Афганистана, который выразил готовность со взводом автоматчиков освободить форосского узника. Наш источник в окружении Ельцина подтвердил также, что генерал Лебедь, – коротышка повертел сферическую антенну, глянул в блок-нот, – генерал Лебедь…

– Кто в Форосе сидит? Кто такой Ельцин?

– С вами не соскучишься! – дама повертела у виска пальцем, обиженно отошла.

– Все к Белому Дому! Защитим свободу! Фашизм не пройдёт! – долдонил в микрофон бледный юноша в синем костюмчике, подняв над головой сжатую в кулак руку, – сегодня исторический день, сегодня мы сбросим коммунистический гнёт… толпа превратится в народ… Ельцин! Ельцин! Долой…

– Долой!

– Долой! Долой! Все – к Белому Дому! Все как один! Защитим свободу!

– Долой! Долой! Долой!

Толпа редела, оголялись грязно-зелёные бока танков.

Свобода в поднебесье устало помахивала древком, трёхцветное полотнище обвисало, подхваченное ветром, взвивалось.

Телеоператор, упираясь грудью в хлипкие перильца площадки, снимал круговыми обводами камеры тревожные колыханья людского моря, валящийся на головы символический алебастр.

Оседали клочья едкого голубоватого дыма.

Листовки, кружась, снижались.

Интуитивно снова отскочил от стены.

Услышал пальбу – тут, там с шорохом взмывали ракеты – изумрудно-зелёные, малиновые, жёлтые. Описав победные дуги, гасли.

Осела со звоном стёкол блочная стена, чуть дальше, за двумя могучими дубами, грохнулась крупнопанельная башня. Недавно о таком и помыслить было бы страшно, на остаточную прочность домов-угроз молились в ответственных кабинетах, а тут – дома, внешне вполне устойчивые, падали один за другим! Из падавших домов, за какой-то миг до их обрушения, выбегали, радостно крича и смеясь, чудесно спасшиеся жильцы. Многие, рискуя, успевали даже вытащить кое-какую мебель, телевизоры, весело расставляли в руинах стулья, накрывали столы… кто-то пел…