Из руин ударил парящий гейзер, быстро разливалось окутанное густым клублением озеро, из клокотаний кипятка неслись крики.

– Трубу прорвало, трубу прорвало… – кипяток, бурля, прибывал.

Госпиталь заволокло паром, судя по суете силуэтов, начиналась эвакуация.

Опять ударили звонко и совсем близко колокола, многие на ходу крестились.

Зажав подмышкой плакатик с проклятьем Ельцину, истово, трижды, перекрестилась Клава.

Выстрелила дверца японского джипа, оставившего на газоне глубокий гофрированный след. Через парившую лужу сиганул водитель в небесно-голубом комбинезоне, с механической ловкостью расстегнул потайные замочки объёмного слайда «Всемирного Клуба Петербуржцев», вместо рекламы лекции Шанского… Соснин узнал гостиничного, сопровождавшего на запятках лимузин, синещёкого грума, сменившего работу и униформу. Засветилась надпись по диагонали: «К Довлатовским чтениям. Проект клуба «Устои» и издательства «Мостостроитель». И по горизонтали: «Города мира».

Бывший грум шлёпал по грязи к джипу, колёса уже лизал, паря, кипяток.

По голубой спине белыми буквами – «Служба Постеров».

Что за «Постеры», чёрт возьми?!

– Начинаем показ многосерийного документально-публицистического телефильма, посвящённого юбилею… – неслось с экрана, – спонсоры показа…

Чарующий осточертевший Чайковский, прыжки, шпагаты коричневого трико.

Титры по шеренге маленьких лебедей.

Благодарность спонсорам на фоне московской толпы, танков. Панорама с птичьего полёта – оба – старый и новый – «Националя», «Москва», стволы танковых пушек над головами; в кадр влезли железные прутики ограждения высотной круглой площадочки, русые пряди, которые перебирал ветер, полоскания трёхцветного флага.

Накренились над карнизом алебастровые фигуры рабочего и крестьянки.

– По информации наших источников мэр Собчак вернулся… в аэропорту «Пулково» его встретил с надёжной охраной… – спокойно сообщил репортёр, и, во весь экран, – Дворцовая площадь, ор тысяч и тысяч глоток: фашизм не пройдёт! Ельцин! Собчак! Фашизм не пройдёт! Ельцин! Собчак!! Собчак!!!

Откуда взялся этот Собчак? Мужчина в соку, оратор.

– Да, мы начнём свой рассказ с того драматичного августовского дня, когда… – на камеру с микрофоном в руке пошёл высокий мужчина лет тридцати с обиженным детским личиком и мелко-мелко завитыми длинными волосами, – когда, – плаксиво продолжал он, – внезапный поворот новейшей русской истории дал импульс возрождению, как думалось, навечно погребённому в культурном слое Петербургскому мифу.

Тут случилась перебивка, поспешно раздевалась ошалелая парочка, сладкий баритон, нахваливая немецкое качество презервативов со смазкой, взывал: поверьте в латекс, почувствуйте разницу!

Затем с пальмы медленно, опровергая закон всемирного тяготения, падал кокос.

И, наконец, голос с экрана: вы смотрели анонс… показ первой серии…

С гулом осел, утонул в пепельно-жёлтом самуме дом.

Никто из прохожих не повернул головы.

И ни свистков-гудков, ни одной «Скорой помощи»! А, тарахтя и воняя, остановилась кавалькада никелево-лаковых мотоциклов с чёрными седоками, так лишь киношного вида, затянутая в кожу блондинка, вспорхнувшая с седла, чтобы купить в ларьке «Пепси», пожаловалась косматому, широко расставившему ножищи пузану за рогатым рулём. – Ну и пылища!

Руинные осыпи наступали, проезд сузился…

– Суки, когда дорогу поправят, кипятком размыта, обломками завалена, – незлобиво ругнулся мото-толстяк и устрашающая кавалькада тронулась в путь, огибая дубовые стволы, по разъезженной в грязь траве.

– Кто такие?

– Байкеры, у них слёт в Зеленогорске, – бросил рыхлый парень в спецовке, который перетаскивал со свалки тиски, проржавленную станину к новообразовавшейся после обвала нишке в руинах, над нишкой уже висела самодельная надпись по жести: «Ремонт валов, вулканизация», рядом валялась большущая шина.

Провожая мотоциклистов, из ларька понеслась вслед удалявшемуся тарахтению моторов песня: пива – море, водки – ураган!

– Что за байкеры?

– Они на мотоциклах живут, ездят и таким макаром живут, – отложил «Позавчера» краснолицый белоусый старикан в соломенной шляпе. И громко откашлялся в кулак. – Вот, пишут дом упал, а где, когда? Раньше писали про построенные дома… кому теперь верить?

– Я Лебедю верю, – признался парень, подкатил рулон резины и включил телевизор.

– Всё развалилось, трубы рвутся, но прёт и прёт, – вздохнул старик.

– Что прёт-то?

– Жизнь! – зло пробурчал старик. – И богатство прёт, как прёт…

– На хозяина-богатея, японский бог, не буду ишачить, замордует, три шкуры спустит, – мычал парень, передвигая волоком шину.

– Прёт и прёт, – повторил старик.

Ветер расшевелил кроны двух могучих дубов – расшумелись, затрепетали; высоко-высоко, в подвижных кружевных наслоениях радостно прыгали и кричали птицы. Сколько их, разных, больших и маленьких, сновало и счастливо пело в лиственных колыханиях, прокалываемых солнцем. Весёлым и свистяще-пронзительным голосам аккомпанировали шелест листьев, поскрипывания ветвей.