Товбин Александр Борисович
Шрифт:
– Просрали Россию, – злобно осмотрелся, прикурив, спутник толстяка в замшевой блузе; тощий, бледный, с ввалившимися щеками. А-а-а, отобедав в «Камелоте», куда-то опаздывали; замахали, закричали. – Сюда, сюда! По ухабам, объезжая мусор и обломы панелей, пропуская пьяненькие, повеселевшие под конец поминок фигуры, пробирался к нетерпеливым пассажирам жёлтый «Мерседес» с чёрными шашечками.
– Как расчистишь-то, там захоронения и люди повсюду, вилами с топорами встретят.
– И дорого расчищать, откуда денег-то столько взять?
– Деньги тю-тю! А всё гребут и гребут. Жируют и гребут.
– И отстроились, давеча халтурил у новой русской, такой дворец под «евроремонт» доделывал.
Рванул в небо ещё один столб пара, за ним – струйки потоньше.
Мимо промчался, скрылся в руинах низенький, в чёрной шляпе, пейсатый человечек с кислородной подушкой.
Поодаль пританцовывали, кружась, кришнаиты с бубнами.
Из-за большого холма, поросшего меж кучами панельного и кирпичного боя усохшей травой, грохоча, выкатили на досках дьяволята в расстёгнутых коротких кожанках. – Берегись, берегись, берегись, – кричали, грохоча, ловко управляясь с досками на извилисто-узкой, с рытвинами и камнями, дорожке.
Что ещё? Да, чуть повыше щербатого блока, на котором сидел Соснин, за витриной тканей, залитой холодным светом, за чёрным провалом в строительном мусоре, из которого выглядывал угол гроба, был бугорок, обвалованный погреб – или бункер – с большой, обитой жестью дверью в срезанном вертикально торце, жесть сморщилась, проржавела, кое-где поверх старой жести светлели заплатки новой. В дверь зачем-то, будто для обслуживания просителей-посетителей, врезали глухое оконце, тоже обитое, приладили и полочку, жестью же залицованную. Точь-в-точь сухиновская спецчасть, – подумал Соснин и под выступом бетонного блока увидел чистенький, просто-таки сияющий, горизонтальный и узкий, как смотровая щёлка, застеклённый проёмчик. Из него, изнутри погреба-бункера, лился свет – синий, бирюзово-синий небесный свет экранов, с мельтешнёю таблиц, слов и формул на них ловко управлялись аккуратно одетые молодые люди; скольким богам, божкам отбили поклоны, какая собрана коллекция алтарей, но нашли новейшее многоликое божество, поделили на квадратики небо! Подфырчал малолитражный грузовичок; в дверь бункера заносили картонные кубы с телевизорами, дверь хлопала, певуче-жалобно повизгивали ржавые петли.
Чёрную, с позолоченными рельефными вензелями, карету вытаскивал из грязи за трос, выдыхая едкий голубой дым, грузовик «Камаз»… пиво закончилось?
Прошелестел тёплый дождик, зазеленела травка, дубовые кроны. Соснин обнаружил, что сидит впритык к открытой верандочке бистро, почти под вывеской «Корюшка – круглый год»; за ближайшим столиком шумно ворочался… тот самый? – могучая суконно-зелёная спина, жирный затылок, стрижка «под бокс». Чёрная кошка, направляясь к бистро, медленно пересекала разбитую, сдавленную руинными осыпями дорогу.
– Чего желаете к порционной корюшке?
– Солнышко, корюшки – большую сковороду, лады? И щи мясные в горшочке, картошечку с грибками, солёными огурчиками…
Ну и обжора, только-только шаверму слопал и уже…
– Что пить будем?
– Текила есть?
– Голд? Сильвер?
– Голд, голд! – поллитровку и лимон с солью. И, предвкушая, потянулся, привычно оглядел землисто-умбристые, припорошенные землёй горы обломков – над ними тут и там блестяще вздувались стеклянные сводики. Хлебнул из фляжки, которую, привстав, достал из заднего кармана штанов.
– А вот так и расчистишь, чего резину тянуть-то? – отставила бутылку жёлтая каска, – и гробы – на х… Там, в камнях, может, больше денег припрятано, чем надо, чтобы новые ларьки строить. Слыхали? Под той пятиэтажкой, что Томку с любовником завалила, старинный клад, когда их доставали, нашли. Порыли б получше, ещё бы на юбилей добавилось.
– Не, не клад – пачку долларов под книжным шкафом, новеньких.
– И золото партии можно найти!
– Ищи-свищи! То золото давно вывезли.
– Куда вывезли?
– Хоть в Израиль к себе! Вон сколько евреев ездит.
– Ездят и вывозят, ездят и вывозят. За один раз х… столько вывезешь.
– Мы, б…ь, уродуемся, они жируют и богатеют.
– С золотом навалом и документов секретных от коммуняк осталось!
– Находят, повсюду в мешках находят, «Совершенно секретно» за миллионы теперь печатает.
– Да, жили, копили, припрятывали, а ё…….ь всё на х… и всё – кишками наружу! – ласково обминала спинку воблы красная каска.
Официантка принесла поллитровку текилы и… ломтики лимона были густо посыпаны солью, выгибалась спиральками надрезанная, бледно-жёлтая кожура.
Справа от Соснина блеснуло стекло, заклеенное объявлениями: «Ищу мужчину со всеми удобствами и знакомствами, смотреть с 23 часов, Инна»; «Срочно женюсь на женщине, умеющей выводить клопов»; «Пухлый! Любимый мой! Куда ты пропал? Твой Толстый». Из-за стекла неслись взрывы, стрельба – в полутьме, на ярко вспыхивавших экранах гибли от прямых попаданий ракет космические корабли, рушились инопланетные небоскрёбы.
Соснин вздрогнул – заиграли-ударили куранты на колокольне Петропавловской крепости, загорелся ангел на фоне тучи; считал удары, но сбился.