…Через три дня Борис стал улавливать какие-то звуки. Пока еще плохо, будто сквозь стену, но главное — слышал собственный голос.

Мать Бориса побежала к врачу. Тот пришел на дом, чем немало смутил всех. Врачам, посещающим больных ка дому, нужно, как они слышали, платить, а в доме Дроздо­вых не густо было с деньгами.

Но старый доктор разобиделся, когда ему намекнули, что нечем отблагодарить за визит.

— Что это вы такое говорите, ей-богу! Раньше платили за визиты. Да оставим это.— Доктор отвел в сторону стар­шего брата.— Вот что, милок. Если у вас есть хоть малей­шая возможность съездить с братом в столицу, поезжайте. Сейчас у больного слух восстановится. Правда, может статься, и не полностью, но не в этом главная беда. Страш­ны повторные его потери. Совершенно необходима консуль­тация специалиста. А я что. Я, простите, мастер на все руки: и животы лечу, и глаза, и женские болезни…

— А на что везти?

Доктор выразительно развел руками, вздохнул. Потом повернулся к Борису:

— У вас, молодой человек, очень сильный, прямо-таки могучий организм. Будь он послабее, полной глухотой мог­ли бы обеспечить себя на всю жизнь… Да, так вот. Кла­няюсь вам.

Подхватив свой саквояж, врач заспешил к двери.

Мать метнулась к полке, схватила сверток и, смущаясь, сунула в руки доктору.

— Это что такое? — удивился врач. Он зажал в ногах саквояж и, сосредоточенно посапывая, начал разворачи­вать бумагу.— Батюшки! Никак, осетрина?

— Присолена она, может, понравится? — смутилась мать.

Доктор поднял очки и пристально взглянул на нее. Мать совсем потерялась:

— Это вам, доктор. Вам… Уж, пожалуйста, возь­мите.

— Но откуда такое?

— Борька наш выловил вместе с дружком своим. И, гордец, не взял почему-то. Принцип, вишь ты, у него… Борькин приятель сам принес его долю, а я, грешным де­лом, приберегла на черный день. Для вас как-никак ла­комство.

— Что верно, то верно насчет лакомства.

Доктор долго рассматривал подарок матери, со всех сторон, а потом махнул рукой.

— Семь бед — один ответ. Беру. Нет сил отказаться.

Расстались они довольные друг другом. Доктор галант­но поцеловал руку матери, чем поверг ее в состояние му­чительного смущения, пожал всем руки, а ему, Борису, взъерошил волосы и наставительно заметил:

— Не хмурься, не хмурься. Жизнь покоряется мужест­венным. Мотай на ус.

Слух восстановился почти полностью, но Сашка намекнул, что надо быть настороже: всякое может случиться.

— Как это — всякое? — не понял Борис.

— Оглохнешь, если не станешь беречь себя. Не взду­май опять купаться.

— А я, может, моряком хочу стать?

Сашка вздохнул, долго молчал, потом сказал:

— Доктор говорит — нужно обязательно к специалисту в Москву. Опять можешь потерять слух.

Борис задумался: что же делать? Неужели так вот все и оставить, смириться? Ну, уж нет, не бывать тому! Есть же какие-то средства против его недуга? Должны быть. Надо искать — под лежачий камень вода не течет.

А через два дня Борис и Пашка уже ехали в Москву.

Пашкин дядя, Федор Николаевич Зыков, проживавший в Москве в собственном доме, прислал письмо, звал пле­мянника, обещая место на заводе.

— Где один притулится, там и другому место найдет­ся,— решила сердобольная тетка Варвара, узнав от матери Бориса, что тому надо бы для леченья в Москву.— Да и Пашке моему не так дико будет, город-то чужой… агромаднейший… Пускай-ка едут вдвоем.

Но не так теперь рассудил Пашкин дядя. Да что там дядя?! Дядя чужой человек, а Пашка, Пашка-то… Борис никак не мог простить Пашке его предательства.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

СЛЕД ОТЫСКАЛСЯ

1

Уже месяц работал Борис на станкостроительном заводе слесарем. Распределителем работ он пробыл всего лишь четыре дня, хотя с начальником отдела кадров они условились на двухнедельный срок. А все получилось так. Борис подменял заболевшего слесаря — выполнял срочный заказ. Не исключено, что дело было не в срочности — хотели ис­пытать Дроздова на конкретном задании. И вот тут-то повторилась история, из которой не так давно, на механи­ческом заводе в Демьянске, Борис вышел победителем. Какой-то инженер, проходя мимо, небрежным тоном сделал Дроздову замечание, что тот-де действует не по инструкции, точно так же, как когда-то говорил и Потапыч. Борис стал утверждать, что уже «набил руку» на этом способе сборки валиков. Возражение задело инженера — он стал наставлять слесаря. Борис не соглашался, стал дока­зывать, отстранил инженера от верстака и на его глазах выполнил всю работу.

— Проверяйте,— вручил он готовую деталь инженеру. Тот с усмешкой покосился на Бориса.

— Фу-ты, ну-ты!.. Рекордист нашелся.

— Рекордист не рекордист, а дело свое знаю,— отчеканил Борис.

Инженер с любопытством оглядел слесаря, кивком подозвал контролера:

— Проверьте.

— Все в допустимых пределах,— заявил работник ОТК после замеров.

— Не ошибаетесь? — усомнился инженер.

— Ну что вы, Георгий Иваныч! За мной разве такое замечалось? — в голосе контролера улавливалась обида.