Шрифт:
хоронили наспех. Он и спасен-то случайно, кем-то из похоронной команды. Но отлежался в медсанбате.
Так они шли, разговаривая, и добрались до общежития завода, не встретив больше патрулей.
— Мне сейчас на завод, — объяснил Борис подполковнику.
— И мне, видно, туда же, — ответил тот. — И версты не будет до него, так?..
Дроздов улыбнулся:
— Я о том уже догадался. Вы минут пяток подождите меня, пока переоденусь в рабочее. Теперь вы уж наверняка не опоздаете. Может, буду полезным?
Подполковник, как понял Борис, был гвардейским минометчиком. Иногда военные приезжали получать прямо на завод детали для «катюш». Видимо, и Виноградов за этим же приехал со своими ребятами.
Ожидать Бориса действительно долго не пришлось. Вскоре они подошли к заводу. У проходной сердечно пожали друг другу руки, сказали на прощание добрые слова, не думая тогда, что воспоминание об этой нечаянной встрече свяжется у каждого из них с именем Дениса Чулкова.
К подполковнику подбежали сержант и солдаты. Они вздохнули с облегчением, увидев своего командира живым и здоровым, объяснили, что у них произошло с машиной… В ней отказала коробка передач, и сейчас машину чинили на заводе.
—– Ура, пришел, пришел! — обрадовался Гриша Зонов.
— Остался все-таки?
— А как же. Из-за нас завалится все.
— Не завалится. Давай сюда «бабку». До конца смены осталось около четырех часов. К утру программу прикончим. А там по новой… Выдержишь? С утра опять к станку…
— Обижаете, Борис Андреич. Чай, не впервой…
— Ну и… с богом, Гришук. Двинули.
— Бог-то бог, да сам не будь плох, — весело отозвался тот.
…Планы становились все напряженнее. Постоянно слышалось: «Давай! Давай!» Но люди жили фронтом, стремительным его продвижением на запад и потому делали порой невозможное.
Недели через две на верстак Борису положили серый конвертик — письмо от Елизаветы Митрофановны. Скупые слова ее говорили о страшном горе, которое она перенесла: в один день получила две похоронные — на мужа и на Дениса. Но в смерть Дениса не верила. Сердце подсказывало: сын жив. Только написать не может. И вот ждет она не дождется от него весточки, не хочет верить.
Борис хорошо знал, что пережила его мать, получив похоронную на их старшего, Александра. И теперь у Бориса сердце разрывалось от боли за эту несчастную женщину.
Старший брат и Денис как-то слились для Бориса в один образ, страдал он сейчас одинаково за обоих.
После обеда Борис Дроздов работал бешено.
— Караул! Помираю, Борис Андреич… — не выдержал темпа Гриша Зонов и, куражась, повалился на бок.
Что с него взять, мальчишка! Но взглянув на Гришу, Борис увидел, что лицо его и на самом деле белее полотна, а глаза совсем ввалились.
— Отдохни малость, я подменю.
Он отстранил плечом вскочившего на ноги Гришу и принялся выполнять его операцию.
Ответил матери Чулкова он лишь на третий день. Через два дня снова написал. А через месяц пришло письмо… от самого Дениса Чулкова.
Денис писал, что был сильно контужен, его заживо похоронили, и лишь случайно спасен. «Вам что-нибудь говорит фамилия Виноградов, Борис Андреевич? Подполковник Виноградов? — с определенным нажимом спрашивал Чулков в конце письма.— А то он часто вспоминает о вашей ночной прогулке».
Борис опешил: значит, тот нечаянный ночной попутчик 'рассказывал ему именно об этом Чулкове. Чертовски везучий парень. Если бы знать… Он смог бы сразу успокоить Елизавету Митрофановну.
Тому, что с ним произошло, Чулков не придавал особого значения. Об этом говорила его фраза: «Сколько, оказывается, таких случаев на фронте?! Тысячи!» Слова эти нельзя было принять за браваду. В них была искренность. Случилось — и случилось… Ничего особого, таких происшествий многие тысячи…
Столько лет прошло с тех пор, а Борис все отчетливо помнит. И вот новое письмо Дениса, и жизнь его, отошедшая было от жизни Дроздова, вновь приближалась. Борис растерянно вертел в руках конверт, словно тот жег ему пальцы:
«Парез!.. Чувствуется, плохо парню. Совсем плохо. Лежит в госпитале для инвалидов войны. Вот как война аукнулась… А парню двадцать три. Как же тебе помочь, Денис Чулков? Прежде всего надо подыскать для него клинику…»
<