Майор-особист смотрел строго.

Степан шевельнул кадыком над тесным воротничком гимнастерки, сглотнул и хриплым голосом дал согласие.

– - Другого я от вас не ожидал, -- кивнул майор одобрительно и перешел к сути. Степан, сдвинув брови, ловил каждое слово и понимающе кивал.

Майор говорил о болтунах, развращенных вражеской пропагандой, и об изнеженных родителями сосунках, любителях послушать разные там "Голоса Америки" и "Би-би-си". Они -- первоочередная добыча спецслужб империалистических государств.

– - За ними нужен глаз да глаз. Вы понимаете?..

– - Так точно, товарищ майор, понимаю! Даже знаю одного...

Майор остановил его жестом руки, давая понять, что выслушает чуть позднее.

– - Спецслужбы может интересовать все!
– - возвещал майор, буравя Степана взглядом.
– - Номера войсковых частей! Фамилии командиров! Состав их семьи!.. Даже за размеры противогазов они готовы заплатить кругленькую сумму. Улавливаете?..

– - Так точно, товарищ майор, улавливаю.

– - А за номер личного оружия командира они не побрезгуют ничем!
– - Майор задумался на мгновение и сказал тихо: -- Могут даже убить человека...

Страх, который уже отпустил Степана, вновь взошел в душу. "Убить!.. К чему он клонит?"

– - Ваша задача будет и простой и сложной...

Майор поставил перед Степаном задачу, и у него отлегло -- с этим он справится; знакомо... Ему объяснили, кому он должен сообщать о замеченных нарушениях, научили, как соблюдать конспирацию, и через пару дней он уже маршировал в сером шевиотовом костюме по ночному причалу одесского порта -- к пассажирскому теплоходу, светившемуся стояночными огнями в дальнем углу гавани.

То, что словосочетание "секретный сотрудник" сокращенно звучит "сексот", Степан узнал только в Атлантике, когда ему устроили "темную", зажав обмотанную одеялом голову в двери чужого кубрика и отбив ногами пах и ягодицы.

Успешно ли выполнял Степан Сакин свою секретную миссию на Кубе, нам неизвестно, но впоследствии, уже в Ленинграде, показывая открытки с видами Острова свободы или достав из шкафа памятный шевиотовый костюм, он хмыкал многозначительно: "Да, было дело. Досталось нам тогда..." Но достоверно известно другое. Когда теплоход с одетыми в гражданское платье солдатами швартовался в Гаване, Никита Хрущев и Джон Кеннеди уже нашли компромиссное решение конфликта, названного позднее Карибским кризисом, и керосином, слава богу, почти не пахло. Есть также сведения и о том, что кандидат в члены КПСС ефрейтор Степан Сакин за час до отхода своего теплохода был госпитализирован с неподтвердившимися подозрениями на аппендицит и отбыл на родину следующим рейсом.

Настоящий же приступ аппендицита случился у Степана через семь лет, когда он со скрипом заканчивал вечернее отделение Кораблестроительного института и работал старшим техником в КБ одного крайне секретного завода. Операция по удалению аппендикса прошла успешно, и вскоре Степан уже гулял по больничному садику, поджидая прихода своей невесты -- Зои Фирсовой, с которой его познакомила пожилая сотрудница, женщина степенная и обстоятельная, жившая в ореоле удачливости по части создания благополучных семей. Зоя Фирсова была заочно рекомендована ему как девушка серьезная, скромная, толковый инженер с перспективой роста, не избалованная вниманием мужчин, но довольно-таки милая в свои двадцать семь лет, отличная хозяйка, умница и владелица дачи, на которой так славно можно отдохнуть с будущими детьми и мужем.

Степан, в свою очередь, представал в рассказах как сплав добродетелей, среди коих выделялись три: не курит, не пьет, с бабами не гуляет; последнее полностью соответствовало истине. О слабости отдельных позиций если и упоминалось, например -- мало получает, то не иначе, как в сочетании с обнадеживающим подкреплением -- "но зато заканчивает институт", что делало образ жениха вполне подходящим для серьезных намерений.

Бракосочетание состоялось, и Степан Сакин, уже потерявший надежду стать в обозримом будущем майором Белым или полковником Грохотовым, вяло посопротивлялся и, уступив требованиям Зои, взял ее фамилию.

Рождение первого, сына, Дениса, а через три года второго, Александра, побуждало Зою к беспрестанному отысканию в своем муже достоинств практического свойства, могущих помочь затянувшемуся безденежью, но кроме очевидных -- не курит, не пьет, не гуляет, сыскать ничего не удалось. Зато обнаружились другие, малосимпатичные свойства натуры: беспричинная ревность, мелкая подозрительность и патологическая за-нудливость. замешанная на резонерстве, при которой человеку кажется, что он знает, как усовершенствовать мир, и если бы другие люди, например, жена, следовали его поучениям с должным усердием, все было бы распрекрасно.

По службе Степан продвигался со скоростью улитки: сто рублей, сто пять, сто десять, сто пятнадцать, сто двадцать... На отметке "сто двадцать" улитка уперлась в прощелыгу и бездаря Хоменко, стилягу и бабника, возненавиденного всей семьей, включая ее подрастающих членов, и три года не могла двигаться дальше, пока "хохьяцкая своячь Хомеко" не ушел работать на полигон настройщиком радиоаппаратуры. Улитка поползла дальше: сто тридцать, сто сорок... Выручали лишь квартальные премии и премии, которые щедро платило Министерство обороны за сданные заказы. Степан возвращался с работы, вяло сжевывал ужин, мыл за собой посуду, раздраженно выслушивал семейные новости ("Денис опять прогулял математику, поговори с ним", -- "А что говорить! Твое воспитание! Я предлагал его в шахматы записать, а ты в футбол отдала -- вот теперь и ходи по собраниям...") и садился на кухне с газетами -- выбирать официальные сообщения, которые он каллиграфическим почерком расписывал по многочисленным тетрадям. Вот вопросы разоружения, вот вопросы аграрной политики, здесь -- отношения с развивающимися странами, а вот тут -- краткие биографии и служебные перемещения всех членов бюро обкома во главе с Григорием Васильевичем Романовым, самым молодым членом Политбюро, который, возможно, скоро станет...