Шрифт:
– - Надо же!
– - Настя пересчитывала рядки.
– - Сто штук в одном ящике. Если по пятнадцать копеек, то один ящик -- пятнадцать рублей. Может быть, гуще делать?
– - Нет, им простор нужен. У нас все по науке.
– - Так кто это все продавать будет? Ты решил?
– - Завтра решится, -- поморщился Игорь. Тупая боль чуть выше пупка стала мучить его сразу после чая и теперь, похоже, усиливалась.
– - У нас есть что-нибудь от желудка?.. Тянет что-то... вот здесь.
– - Сейчас посмотрю...
– - Настя стянула резиновые перчатки и пошла ворошить дачную аптечку.
Игорь запил маленькую твердую таблетку и полил последний ящик: "Все, хватит на сегодня!" Он собрал с полу обсыпанные землей газеты и отнес их к печке. Вышел на улицу, закурил. Вдохнул глубоко. И подумал о том, что если он, не дай бог, загремит сейчас в больницу с каким-нибудь аппендицитом... Нет, и думать об этом страшно. Он открыл дверь в теплицу и попал в ровное тепло печек, пахнущее ржавым металлом и нагретой землей. И боль как будто отступила...
12.
На следующий день, оставив рассаду под присмотром Насти, он поехал на Некрасовский рынок -- взглянуть на товар своими глазами и разведать тамошние порядки. Более всего Фирсова волновала справка о дачном участке -- нужна ли она? Частенько эта справка, вернее, отсутствие оной упоминалось в фельетонах о спекулянтах-перекупщиках, и Фирсов, в десять минут быстрого шага дойдя от метро "Чернышевская" до светлого здания рынка, первым делом разыскал "Правила торговли", вывешенные в тесном помещении рядом с кассой.
Прочитал.
Справка не упоминалась.
Перечитал еще раз. Нет ничего про справку. Требовались лишь качественный товар, произведенный своими силами, и паспорт. Но пространная бумага за стеклом его не успокоила: к Положению могло прилагаться сто Дополнений, которые не уместились бы в обычном портфеле. На то они и Положения, чтобы их дополнять. Меняется жизнь, меняются начальники. А что ты за начальник, если ничего не переделал?.. Хреновый ты, брат, начальник. И на своем ли ты месте? Ах, дополнил? Ну, тогда молодец... Что там у тебя? "В целях усиления борьбы с негативными явлениями и повышения контроля... требовать предъявления справок о наличии личных подсобных хозяйств, заверенных печатью местного совета". Вот это по-нашему. А Положение -- это как Конституция, основной закон. "Имею я право?.." -- "Имеете".
– - "А могу ли я?.." -- "Нет, не можете".
Игорь оглядел хмурую очередь к окошечку кассы и пошел искать рассадный ряд. На месте разберемся. Попутно он отметил, что прейскурант рыночных услуг, как-то: предоставление места для торговли, весов, лотков, передника и стула для сидения -- явление копеечного масштаба. Плата за все это взималась чисто символическая.
Рынок, еще не оправившийся после предпраздничного набега горожан, изредка гремел и скрежетал порожними ящиками, сонно бормотал голосами продавцов, вяло зазывавших редких покупателей, гулко трепетал голубиными стаями, бившимися у широких окон второго, пустующего, этажа. Игорь помнил -- там когда-то был мебельный магазин, и однажды они с пацанами заходили туда греться после того, как налазились в заснеженном фундаменте строящегося концертного зала, пугая друг друга гробами и черепами, которые, как поговаривали, остались в земле после сноса Греческой церкви. Теперь на галерее второго этажа тесно стояли фанерные ящики, обитые жестяной лентой, и два мужичка в синих халатах разбирали на них надписи.
Игорю указали, в каком углу рынка торгуют рассадой, и он двинулся вдоль прилавков, поглядывая на товары и не давая вовлечь себя в пустые разговоры. Скучающие продавцы поднимались при его приближении и перегибались через прилавок: "Парень, парень, иди сюда, смотри..."
Он прошел мимо красных снарядов редиса, усеченных с обоих концов и дразнящих сахаристой белизной среза, мелькнули пирамиды гранатов с фиолетовым отливом зерен; пупырчатые огурцы с желтыми венчиками соцветий на концах. Маленькие красные помидоры попались на глаза -- их до блеска протирал заросший дядька в кепке и складывал в горки с плоским верхом. Яблоки, груши -- их тонкие ломтики медленно жевали женщины и говорили что-то продавцам. Укроп и петрушка зеленели на цинковых лотках. Белые кочны капусты сочно хрустели под прибалтийскую речь. Запыленная песком морковь, в котором она хранилась до весны, с оранжевыми кругляшками среза. Томительно запахло солеными огурцами и квашеной капустой. Игорь ускорил шаг. В овальных эмалированных корытцах синел маринованный чеснок. Остро пахли трубочки черемши болотного цвета. Вновь огурцы, блестящие рассолом. Серые брусочки пемзы, проволочные мочалки, щетки, мешочки с эмблемой Гостиного двора, "Помада, помада, парень, бери помаду..." -- и Фирсов вышел к зеленеющим полям рассады.
Он медленно двинулся между уставленных ящиками прилавков. На длинных щепках, воткнутых прямо в землю, белели таблички с наименованием зеленой продукции. Игорь читал и поражался обилию и разнообразию названий. Цинния, петуния, ромашка садовая, бархатцы, львиный зев, сальвия, примула... Кое-где была обозначена и цена. Шизантус, космея, ипомела... ага, вот и астра нескольких сортов. Карликовая, Воронежская, Игольчатая белая, Игольчатая красная... Игорь остановился. Н-да... Его астра была и помельче и побледнее.
– - Ну, молодой человек, берём!
– - Худенькая женщина в очках и халате любезно смотрела на него.
– - Любая, на выбор!
– - И почем?
– - Игорь кивнул на ящики с астрой.
– - Пятнадцать копеек. Сколько вам?
– - Женщина потянула из стопки листик бумаги.
– - Я пока приглядываюсь, -- сказал Игорь.
– - А где овощная?
– - А что вам надо?
– - Огурцы, кабачки, помидоры... Капусту...
– - Ну, капуста будет позднее, а помидоры и кабачки там, дальше. Петрушечки не хотите?..