Чад внезапно проснулся. Он едва ли проспал больше нескольких секунд, но не собирался спать вовсе. Правда, спящее тело Софи, прижавшееся к нему, являлось почти непреодолимым искушением сделать именно это. Поспать и забыть обо всем, кроме невероятной радости, которую она ему принесла.

Но пришли сны, а сны привели с собой демонов, и снова Софи могла бы разделить его ужас, как это было в последний раз, когда они вместе спали. Он не мог допустить этого.

Глубина ее доверия делала ему честь. Она отдала ему свою девственность, свое сердце. Что случится с ее доверием, если она узнает, кем он был и что сделал? Если она поймет, что отдалась мужчине, который даже близко ее не заслуживал?

Мужчине, виновном в том же самом преступлении, которое они исследовали эти несколько дней?

Его грудь сжалась от болезненной, ошеломительной эмоции, что у него нет права чувствовать что-то к этой женщине, у него не было права овладевать ею. И всё же он овладел и не мог сожалеть о своих действиях.

Она не проспала долго, тихонько вздохнула, прижимаясь к его коже. Ее теплое тело пошевелилось, снова возбудив его желание. Не такое горящее и настойчивое, как прежде, а жаркое и медлительное, как зверь, раскинувший свои лапы на солнышке.

Она открыла глаза и обняла его. Ее улыбка манила. Когда она подняла ногу на его бедро, он устроился между ее бедер. Их занятие любовью оставило ее влажной и готовой; он мог не бояться, что причинит ей боль еще раз. Он нежно входил в нее, руками поддерживая ее попку, прижимая Софи к себе. Только когда он довел ее до вершины и осторожно успокоил, то позволил хищнику внутри него удовлетворить голод.

После этого он поднял ее руку к своим губам, и по очереди поцеловал каждый пальчик, и понял, что, вероятно, никогда не будет удовлетворен. Он хотел ее, она была так нужна ему, вся она. Наверное, поэтому он сделал то, чего не делал никогда, не единожды, а дважды.

Как человек с опытом в любовных делах, он знал, по меньшей мере, полдюжины способов предотвращения беременности: презервативы, травяные промывания, прерванный половой акт…

Ах, да, он всегда полагался на последний способ, когда другие были недоступны. Это было проще всего, однако и не доставляло особого удовольствия, и хотя по слухам это было менее надежно, в его случае работало. Во всяком случае, ни одна любовница или дама легкого поведения не стучались в его дверь с ребенком на руках.

Сегодня он не использовал никаких защитных средств. И что беспокоило его больше всего — совершенно и пугающее отсутствие беспокойства по этому поводу. Скорее наоборот, мысль о том, что их действия могут привести к появлению ребенка, вызывала в нем восторженную дрожь.

Боже Милостивый.

— Что-то не так?

Он отбросил свои раздумья и поцеловал ее в кончик носа. — Ничего. Жди здесь.

Оставив ее в ошеломлении и несколько непонимающей, почему он так поспешно удалился, Чад натянул брюки и спустился на два пролета по лестнице на кухню и налил свежей воды в тазик, использовавшейся ею ранее. Схватил тряпки, лежащие на полу, и повесил их себе на плечо.

Блеск отраженного света заставил его снова подойти к столу. Он поднял шпагу, и как тогда в пещере, почувствовал, как металл дрожит от тревожащей энергии. Это ощущение поднялось по руке и растеклось по его груди, казалось, обвив ледяной рукой его сердце.

Он обернул оружие рубашкой, взял его под мышку и, неся миску с водой, вернулся к Софи.

Когда она поняла, что он намеривался сделать, то сжала покрывала, подтянув их до подбородка. — Я сама позабочусь об этом. Тебе нет нужды.

Смочив тряпочку, он сел на кровать рядом с ней. Отвлек ее поцелуем и стянул покрывало. — Тебе незачем прятаться от меня. Никогда.

— О, но… — ее лицо запылало при виде высохших пятен на бедрах. Она потянулась за покрывалом.

— Прекрати, — он намеренно накрыл рукой одно из пятен. — Разве ты не знаешь, как это прекрасно для меня? Как прекрасна ты? Особенно теперь, когда ты — моя. О, подожди… не плачь. Я остановлюсь, если ты этого хочешь. Я не собирался расстраивать тебя.

Ее тихое рыдание перешло в хохот. — Ты не расстроил. Я плачу навзрыд и совсем не понимаю, почему. Нелепо, не так ли?

— Нет. Вовсе нет. — Он коснулся тряпочкой ее бедра и нежно обтер их. Со вздохом и полными слез глазами, она расставила ноги для него, еще раз проявляя свое доверие так, что что-то в его груди напряглось.

— То, что мы сделали, связывает нас, Софи, — прошептал о. — Связывает как ничто другое.

Возле входа в ее тело, она обхватила рукой его запястье. Слезы увеличили ее милые серые глазки. — Как ты узнал? После моего фиаско на балу Уинтропов, по всему Лондонскому свету распространились ужасные слухи обо мне. Люди называли меня легкомысленной, бесстыдной… проституткой. Как ты мог быть уверен…?

Он не мог не рассмеяться. — Никто, кто хоть раз встретился с тобой, не мог поверить подобной чепухе. Я никогда не верил, — Он бросил тряпочку в миску с плеском. Потом нежно поцеловал ее. — С того момента, как ты пришла в мои объятия в часовне, я знал, что ты за женщина. Я пытался не хотеть эту женщину. Пытался держаться подальше.