неживое прекрасно, настолько очевидна и естественна для каждого,

достигшего трансценденции, что он вряд ли хотя бы на мгновение сможет

забыть об этом. Святость настолько пронизывает его высокое,

богоподобное отношение к повседневности, что он вправе осуждать и

наказывать, сравнивать и недовольствовать. Но при этом он никогда не

будет высокомерен, никогда не воспользуется слабостью, глупостью или

неумелостью ближнего, несмотря на то, что глубоко практически познал

иерархию и приемы, присущие обыденности. Мне кажется полезным

остановиться на этом парадоксе. Самоактуализированный человек,

достигший трансценденции, зная о своей избранности, о том, что ему

доступно высшее, что он по сути <старший>, всегда будет относиться к

<младшему> как к брату, как к члену семьи, которого нужно любить и о

котором нужно заботиться, невзирая на его помыслы и поступки, просто

хотя бы потому, что тот не чужой ему. Но при этом он вправе быть ему и

строгим отцом, и старшим братом, он не обязан ограни-

Теория Зет

303

й^: ·

чиваться ролью всепрощающей матери или сентиментального папаши. Его

наказание сослужит младшему хорошую службу, это своего рода божья

кара, исполненная бесконечной любви. Если мы посмотрим на проблему

наказания с точки зрения трансценденции, то обязательно увидим, что

наказание всегда идет на пользу виновному, оно фрустрирует его,

запрещает ему, а это, конечно же, лучше для преодоления, чем похвала и

ласка.

14. У меня сложилось впечатление, что достигшие трансценденции

показывают даже более отчетливо выраженную положительную корреляцию,

чем обычные абсолютные значения отрицательной корреляции между

познанием и причащением к таинству. Научное познание принято

рассматривать как процесс, уменьшающий меру таинственного и

уничтожающий страх, поскольку для большинства людей таинственное

служит источником страхов. Обычно люди тянутся к знаниям, чтобы

избавиться от страха (89).

Но человека, имевшего высшие переживания, а особенно достигавшего

трансценденции, как и вообще любого самоактуализированного человека,

таинственное притягивает, оно скорее будоражит его, а не пугает.

Знакомое, хорошо известное нагоняет на него скуку, сколь бы полезным и

нужным с практической точки зрения оно ни было. Человек, имевший

предельные переживания, благоговеет перед тайной, трепещет перед

святым, для него эти чувства служат скорее наградой, нежели

наказанием.

Я слышал от многих ученых, которые безусловно были креативными

личностями, что чем глубже они познают предмет своей науки, тем более

яркие экстатические состояния им доводится переживать. Им знакомо

чувство самоуничижения, ничтожности и невежества, они знают, что такое

дрожь слабого человека перед лицом безмерного универсума, оторопь

птахи, затерянной в небесах, детское изумление, - и то, как все эти

ощущения сочетаются в непомерный восторг перед вселенной,

воспринимаются как щедрый дар судьбы.

Из этого чувства ученые, достигающие высших трансценденций, черпают

смирение, оно дает им мужество признать собственное <невежество>, и

оно же дарует им величайшее счастье. Мне кажется, что каждый из нас

переживал нечто подобное, например, ощущал себя ребенком, но человек,

достигший трансценденции, судя по всему, чаще испытывает этот восторг,

глубже проникается им и дорожит им, как самым ценным в жизни. Это

относится как к ученым, так и к мистикам, как к поэтам и художникам,

так и к промышленникам и политикам', к матерям и ко многим другим

группам и типам людей. В общем виде, в качестве теории познания и

науки, в качестве рабочей гипотезы, требующей проверки, я готов

заявить следующее: на высших уровнях развития человечно ста познание

скорее позитивно, нежели негативно, процесс постижения коррелирует со