подходят друг другу, как ключ к замку, а замок - к ключу, они

откликаются друг на друга, как струна фортепьяно откликается на чистый

тон голоса, как пение сливается с музыкой в высшей

гармонии.

Что касается женщин, то все сказанное выше относится и к ним, но

несколько в ином смысле. Среди моих испытуемых была женщина, абсолютно

поглощенная ролью хорошей матери, жены, домохозяйки, посвятив-

316

Метамотивация

шая свою жизнь служению семейственности. Ее призвание - а ведь это

можно назвать призванием - состояло в том, чтобы растить детей,

составлять счастье своего мужа, поддерживать связи между

многочисленными родственниками. Она была непревзойденной матерью,

женой и домохозяйкой, и было видно, что это доставляет ей высшее

удовольствие. Она всем сердцем любила то, что ей приходилось делать,

не желала для себя иной судьбы и отдавала этому делу всю себя. Когда

мы говорим о конкретной женщине, то важно учитывать, в какой степени

сочетается в ней любовь к домашнему и профессиональному труду, что

именно она считает своим предназначением, что для нее любимо, важно и

значимо. Глядя на некоторых женщин, мне порой кажется, что рождение

ребенка само по себе может стать абсолютной самоактуализацией для них.

Но чаще всего, когда я берусь рассуждать о самоактуализации женщин, я

испытываю чувства смущения и неуверенности.

III

В идеальном случае позыв совпадает с призывом, <я хочу> совпадает с <я

должен>.

Когда мне приходится исследовать самоактуализированных людей и я

пытаюсь вычленить из единого мотива две подобных детерминанты -

внутреннюю и внешнюю, у меня возникает чувство, что я пытаюсь сделать

из одного волоска два. Безусловно, можно рассуждать о внутренних

позывах, например, когда человек заявляет: <Я люблю детей (или

живопись, науку, политику) больше всего на свете. Я очарован ими...

Меня тянет к ним... Они мне необходимы...> Это мы можем назвать

<позывом>, и это скорее похоже на потакание собственной слабости,

нежели на исполнение обязанности. <Позыв> стоит особняком и отличен от

<призыва>, который предъявляет человеку требования от имени ситуации,

окружения, проблемы, внешнего мира примерно так же, как пожар

<призывает> к тушению его, как беспомощный младенец требует заботы,

как несправедливость взывает к благородству. Призыв обязывает нас,

возлагает ответственность, вынуждает к действию невзирая на то, чем мы

заняты и чего хотим. В призыве больше долженствования, обязанности,

необходимости, чем желания.

В идеале (и к счастью у большинства исследованных мною испытуемых) <я

хочу> совпадает с <я должен>, позыв согаасуется с призывом. И тогда

сторонний наблюдатель наполняется благоговейным трепетом от

обязательности человеческого предназначения, от заклятия и

предначертанности судьбы, от гармонии необходимости и желания.

Наблюдатель (как и сам <призванный> человек) ощущает не только

благодатное <долженствование>, но и необходимость, правильность,

уместность, ценность, справедливость того, что предстает его взору.

Мне самому зачастую приходилось переживать этот комплекс чувствований

при наблюдении такого типа единения одного с другим, слияния двух в

одно.

Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей 317

Здесь напрашивается слово <целесообразность>, но я не решаюсь

употреблять его, потому что оно подразумевает проявление воли,

намеренность, работу сознания и рассудка, оно не передает той

одержимости, того желания и нетерпеливого стремления подчиниться воле

предназначения, безоглядного порыва навстречу судьбе и счастливого

единения с ней. Ведь скорее судьба играет человеком, чем он ею, пусть