Шрифт:
между обычными мотивами людей, не достигших уровня самоактуализации,
людей, для которых главное в жизни - удовлетворение базовых
потребностей, с одной стороны, и мотивами людей, базовые потребности
которых удовлетворены, людей, для которых ценно удовлетворение иных,
<высших> потребностей - с другой стороны. Для удобства я буду называть
эти <высшие> мотивы и потребности самоактуализированных людей
<мета-потребностями>, а мотивации <высшего> порядка -
<мета-мотивацией>.
(Сейчас для меня очевидно, что удовлетворение базовых потребностей еще
нельзя считать достаточным условием для мета-мотивации, оно выступает
лишь в качестве необходимого предварительного условия. Мне приходилось
сталкиваться с испытуемыми, у которых, несмотря на очевидную
удовлетворенность базовых потребностей, налицо были черты
<экзистенциального невроза>, которых одолевало чувство
бессмысленности, никчемности существования и т. п. У меня складывается
впечатление, что метамотивация не даруется человеку сразу же с
удовлетворением базовых потребностей;
иногда при исследовании приходится учитывать дополнительную
переменную, названную мною <неприятием метамотивации>. А это значит,
что для лучшего взаимопонимания между нами, для более осознанного
построения теории самоактуализации полезно было бы расширить
определение самоактуализированного человека и сказать, что он не
только а) психологически
Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей 315
здоров, б) удовлетворил свои базовые потребности и в) позитивно
использует свои возможности, но и - г) устремлен к неким <высшим>
ценностям, взыскует их и преклоняется перед ними.)
II
Они посвящают себя без остатка своему делу, служат своему призванию,
они знают свое предназначение, воплощенное в любимой работе
(<внеположной по отношению к их "Я">).
При исследованиях самоактуализированных людей я обнаружил, что все они
без исключения (я могу говорить лишь о представителях нашей культуры)
– увлеченные люди, люди, посвятившие себя любимому делу,
<внеположному> по отношению к их <Я>. Они служат своему призванию,
знают о своем предназначении, воплощенном в их работе. Как правило,
увлеченность и преданность делу настолько сильно выражены, что язык не
поворачивается называть их затертыми, утерявшими эмоциональную окраску
словами. Слова <призвание>, <служение> или <миссия> кажутся блеклыми и
банальными, они не в состоянии передать страстного, самозабвенного и
искреннего отношения таких людей к своей <работе>. Мне кажется, что
уместнее говорить о <судьбе> или о <предназначении>. А порой даже о
<жертвоприношении> в религиозном смысле, о принесении себя в жертву
своему делу, о возложении себя на алтарь служения делу, некой
первопричине, которая лежит вне человека, которая больше человека и
величественней человеческого, ради чего-то неэгоистичного,
внеличностного.
Мне представляется разумным расширить присутствие понятий <судьба> и
<предназначение> при описании этого феномена. При помощи этих, на
первый взгляд неадекватных, понятий удачно передается чувство
неадекватности, возникающее при общении с самоактуализированными
людьми (как и с некоторыми несамоактуализированными), при разговоре с
ними об их работе или деле (83). Это удивительное и парадоксальное
ощущение взаимной любви человека и его дела, комплементарности их друг
другу, чувство, что работа <сродни> человеку, что он предназначен
исполнять ее, что только он может сделать ее хорошо и правильно, что
он даже скучает по ней. С первых его слов мы ощущаем присутствие
чего-то, вроде гармонии предназначения, или даже идеального союза,
брака, свершенного на небесах, истинной дружбы, когда двое кажутся
созданными друг для друга. Человек и его работа в таких случаях