Шрифт:
Беседа прерывается голосом из-за кулис, вещающим о смятении в городе из-за того, что тигр вырвался из клетки, и предупреждающим горожан о том, чтобы каждый позаботился о спасении своей жизни. Вбегает Буддхаракшита с мольбой о спасении Мадаянтики, на которую напал тигр. Все кидаются на помощь, но видят, что их опередил Макаранда. Их радость сменяется печалью — от ран, причиненных когтями тигра, Макаранда падает без памяти. Мадхава, видя это, тоже теряет сознание.
В четвертом же действии оба приходят в себя, и мало-помалу беседа возобновляется. Появляется скороход и, обращаясь к Мадаянтике, произносит: "Сам Нандана, министр, твой старший брат, тебе шлет весть, что ныне царь пожаловать изволил во дворец к нему и, изъявив доверье к Бхуривасу и к нам благоволенье, объявил, что Малати нам в жены отдает. Скорее возвращайся, чтобы разделить восторг и ликованье с нами".
Отчаяние охватывает Малати и Мадхаву, а Камандаки пытается утешить их, поясняя, что, когда Бхуривасу говорил царю, что тот — хозяин его дочери, министр имел в виду, что царь хозяин своей дочери. Монахиня уверяет Мадхаву, что устроит его свадьбу с Малати, даже если ей самой это будет стоить жизни. Камандаки зовут к царице, и она вместе с Малати спешит на зов.
Мадхава, сетуя на судьбу, угрожающую погубить его любовь к Малати, обменивается взорами с Малати, шепчущей про себя: "О благородный, свет моих очей, тебя я вижу в последний раз!" Мадхава в отчаянии решает стать продавцом человеческого мяса, на кладбище, то есть тем самым обратиться к самым крайним средствам, к помощи злых духов, чтобы достичь желанной цели.
Действие пятое
Влетает по воздуху Капалакундала, одетая в ужасающе сверкающие наряды.
Вишкхамбака
Капалакундала
Властителю сил в окружении сил [62] вездесущих, Властителю сильных, которые в нем пребывают, Властителю сведущих, истинный путь находящих, Тебе, обитающий в сердце и в жилах, победа! Вот теперь, В средоточии жизненных сил сокровенный, ты в облике Шивы Явлен лотосом сердца мне, слитой с тобой, так что я прилетела, Пять начал подавив, духом верным в шестнадцати жизненных силах, Силой мысли моей безо всяких усилий грозу обгоняя. И при этом: Наслаждение мне доставлял в поднебесье Этот яростный лязг с неумолчным трезвоном, Потому что в полете гремит и трезвонит Ожерелье мое: черепа с бубенцами.62
Властителю сил в окружении сил… — Капалакундала и Агхорагхапта были последователями одной из так называемых тантристских сект, особенно распространившихся в конце I тысячелетия. Тантризм— совокупность учений этих сект, суть которых сводится прежде всего к почитанию бога, как материнского начала, в той или иной шакти (женской ипостаси данного бога), осмыслявшейся как его супруга. В данном случае Малати должна быть принесена в жертву богине Чамунде, одной из ипостасей супруги бога Шивы. Тантристы обычно устраивали свое поклонение тайно, сопровождая его всякими мистическими и сексуальными обрядами. Особый упор в их культе делался на магическое значение мантр (молитвенных формул), биджа (особых слогов, приуроченных к каждому божеству), янтра (особых диаграмм), мудра (различных положений пальцев рук) и ньяса (прикосновение изображения божества к разным частям тела); все это должно способствовать прежде всего лицезрению избранного божества, а затем и полного отожествления верующего с ним.
А также:
На север, на юг и на запад волосья мои на лету развевались. Бубенчик, болтаясь на посохе, взвизгивал дико на все мирозданье. Полотнища ветер трепал, в исступленье хлестал он бегучие тучи. Огни задувал, черепа задевал он, в глазницах пустых завывал он. (Прохаживается, всматриваясь и принюхиваясь.)Здесь, неподалеку, у дороги на кладбище, где сжигают трупы, стоит храм Каралы, — доносится оттуда дым погребальных костров, несущий запах чеснока, изжаренного на протухшем масле из семян нимбы. Тут мне и надлежит, по повелению наставника Агхорагханты, все сделавшего, чтобы с помощью заклинаний обрести волшебную силу, приготовить то, что нужно для принесения жертвы [63] . Вот что он мне говорил: "Доченька Капалакундала, сегодня блаженной Карале должны мы принести обещанную раньше жертву — красавицу из красавиц, живущую как раз в этом городе". Вот я и ищу ее.
63
…то, что нужно для принесения жертвы. — То есть необходимые сосуды и инструменты.
(С любопытством всматриваясь.)
Но кто это, суровый и прекрасный, со вздыбленными волосами, с мечом в руке вступает на кладбище? Кто ж это? Телом он темен и бледен, как синий застенчивый лотос; Шествует он, как плывет над землею заоблачный месяц. Левая только рука, позабыв дерзновенно смиренье, Мясом прельщает людским, человеческой кровью прельщает.(Всмотревшись.)
Да это Мадхава, сын приятеля Камандаки, торгует человечьей плотью. Зачем он здесь? Пусть его. Займусь-ка я желанным делом. Уже настал урочный час. Смотрите-ка:
Кругом наподобие черных цветов расцветают исчадия мрака; Земля погружается в зыбкую глубь, словно падает в бездну глухую; И в темных чащобах темнеет, сгущается сумрак во мрак непроглядный, Как будто ползет, надвигаясь клубами зловещими, дым отовсюду.(Выходит.)
Конец вишкхамбаки
Входит Мадхава в том виде, в каком он описан в вишкхамбаке.
Мадхава
Ах, обнять бы прекрасную мне, испытать бы мне хоть на мгновенье Страсть в объятиях сладостных этих, которые даже в мечтанье Несказанно блаженною близостью вдруг зачаровывать могут На мгновение, так что сказаться нельзя сокровенному чувству. Да хорошо бы Целовать ненаглядное сладкое ушко, Целовать ее грудь, где моя плетеница И поныне, наверное, благоухает, Жемчугами ничтожными пренебрегая. Но пока, увы, до этого далеко. Но вот чего хотел бы я сейчас, так это увидеть ее лицо. Бестелесным самим облюбованный, лик ее виден во мраке, Порожденный сиянием юного месяца, праздник для взора, Порождающий страсть, порожденный наитием Страсти небесной И в сердцах ненасытных людских порождающий столько блаженства!Но только, по правде говоря, если я ее и увидел бы, ничто б не изменилось. Ведь то и дело на память мне приходят наши прежние встречи: тревожат сердце мысли о совершенстве ее красоты и рождают ее образ. Беспредельность помыслов о любимой словно бы созидает ее присутствие в моей душе.
Видно, в сердце моем воцарилась она и в душе растворилась, Отраженная, неискаженная, преображенная мыслью, Возлелеяна, к сердцу приклеена, памятью в сердце зашита, Словно стрелами — всеми пятью! — дивный образ привил мне