Шрифт:
ТЫ ОТВРАТИТЕЛЬНА, О СМЕРТЬ!
Ты отвратительна, о смерть! Без сожаленья Ты косишь род людской ужасною косой, А после прячешь в ров или во мгле морской Останки жалкие великого крушенья. Неумолима смерть, и от ее решенья Не откупиться нам слезами и тоской; В постели, за столом, средь суеты мирской — Она везде найдет, и нет нам утешенья. Ни мудрость от нее, ни смелость не спасет, Она то прямо бьет, то сзади нападет, Бессильны перед ней и молодость и старость. Порой мне говорят: не сокрушайся так, От смерти средства нет, не сладить с ней никак… И это, черт возьми, меня приводит в ярость. * * *
Не рваться ни в мужья, ни в судьи, ни в аббаты От мэтров и мэтресс покой оберегать И не в учености ханжей витиеватой, А в счастье находить земную благодать, На платье да на стол расходовать деньжата, Встречать лишь невзначай и короля и знать, Жить верою своей, пускай и небогато, Ни в чем не отходить от правды ни на пядь, Лишь совести внимать, не создавать кумира, В тиши благоговеть перед загадкой мира, Бесплодной суеты презревши круговерть, Лишь настоящим жить, не умирать заране, В грядущее смотреть без глупых упований — Исполни сей завет, чтоб ждать спокойно смерть! ФРАНСУА-ТРИСТАН ЛЕРМИТ
МЕСТО ПРОГУЛКИ ДВУХ ВЛЮБЛЕННЫХ
Ода
У этой сумрачной пещеры, Где воздух чист, где даль нежна, Здесь с галькой борется волна, А с тенью — свет голубо-серый. Устав бороться до заката, Зыбь умиряется в садке, Где умер, лежа на песке, Изнеженный Нарцисс когда-то. И в гладь зеркальную у грота Сам Фавн внимательно смотрел И увидал, как пожелтел, Стрелою раненный Эрота. Купырь в тиши завороженной, Камыш, поникший над водой, Здесь кажутся подчас мечтой Воды, в дремоту погруженной. Природы благотворной сила, Плодотворящая миры, В те изумрудные ковры Цветы пурпурные вкрапила. Ни разу роща и поляна Не посещались турачом. Будила тишину кругом, Трубя в рожок, одна Диана. Священен Дуб для поколений: Надрежь кору, и вместо смол Кровь потечет. Застонет ствол, И скорбные услышишь пени. Воспоминаньем горе множит В зеленой роще Соловей. Он, боль излив души своей, Печаль на музыку положит. В своем искусстве несравненный, Возобновляя перелив, Он стонет где-то в кущах ив, Согретых солнцем в час блаженный. На Вязе том в самозабвенье Две Горлицы заводят спор И разрешают свой раздор В минутном, страстном объясненье. Анхиз с Кипридой в вечер вешний Блуждали как-то под горой, И два Амура меж собой Повздорили из-за черешни. Среди дорог в лесах дремучих Поют и пляшут Нимфы там, Позволив розовым кустам Весь век цвести без игл колючих. Ни разу не взмущали леса Ни ветр, ни молния, ни гром. Я вижу: разлито на всем Благоволение Зевеса. Смотри, Климена! Все смеется! Покуда вечер не прошел, Сойдем с тобою в дивный дол И сядем около колодца. Послушай, как Зефир в ракитах Вздыхает о своей любви! Горит огонь в его крови, И розы рдеют на ланитах. Его уста благоуханны. Он дышит всюду, где стоим, С дыханьем амбровым твоим Мешая дух жасмина пряный. Нагнись над зыбью — и в сапфире Вод затемненных узришь ты Твой облик, полный красоты, Очаровательнейший в мире! И ты постигнешь над волною, Зачем, пытая гладь струи, Я называл глаза твои Царями, звездами, судьбою. Верь, если б ты перерядилась В мужчину, как ни холодна, И ты была бы влюблена, Сама бы ты в себя влюбилась… КОРАБЛЬ
Я, Древо пышное, плавучим судном стало, В горах возросшее, мчусь ныне по волнам; Когда-то я приют отрядам птиц давало, Теперь солдат везу к далеким берегам. Плеск весел заменил веселый шум ветвей, Листва зеленая сменилась парусами; С Кибелой разлучась, я чту богов морей, Как встарь соседствуя вершиной с небесами. Но прихоти свои есть у судьбы слепой, Я у нее в руках, она играет мной, Гнев четырех стихий сулит мне участь злую: Нередко ураган мой преграждает путь, Волна, обрушившись, мне разрывает грудь, И я боюсь огня, но больше — твердь земную. УВИДЕВ БЕЛЫЙ СВЕТ
Увидев белый свет, бессильным быть вначале, Почти не двигаться и только есть и спать; Потом от строгости взыскательной страдать, Чтоб знанья наконец твой разум увенчали. Затем влюбиться вдруг, и чтоб тебя встречали Не слишком холодно, забыть былую стать, Склоняясь перед той, чье сердце не понять И кто не радости приносит, а печали. Лукавить при дворе, а после, став седым, Бежать от шума прочь, к местам своим родным, И старческую хворь влачить в уединенье,— Вот светлая судьба! О, беспросветный мрак! Неужто это все столь важно, чтоб в смятенье Так жизнью дорожить, бояться смерти так? КОНЧАЕТСЯ МОЙ ДЕНЬ
Кончается мой день. И на закате дня Приметы старости я узнаю с тоскою, И вот уж смерть сама, чтоб выманить меня, Стучится в дверь мою дрожащею рукою. Как солнце в небесах медлительно плывет, А завершает путь стремительным паденьем, Так завершается и времени полет, Так дни последние нам кажутся мгновеньем. Пора нам погасить огонь страстей былых, Пора нам позабыть о радостях земных, Суливших некогда нам столько наслаждений. Отвергнем жизни сон, что мог еще вчера Нас удержать в плену обманчивых видений: Нам к сну последнему готовиться пора. ПРЕКРАСНАЯ НИЩЕНКА
Мадригал
Ее лица очарованье, Ее прелестные черты — Просящей речи отрицанье, Опроверженье нищеты. И пусть для полноты картины Тяжел игруб ее наряд,— Чуть приоткрыты губ рубины, Зубов жемчужины блестят. Ее глаза — как два сапфира, И выше всех сокровищ мира Венец из золотых кудрей. Зачем же ремесло такое? Чтоб золото лилось рекою, Лишь наклониться надо ей. ГИЙОМ КОЛЬТЕ
* * *
Ласкает все мой взор, на все глядеть я рад: Великолепен двор веселый за оградой, Величественны львы под строгой колоннадой, И нежным кажется их разъяренный взгляд. Под тихим ветерком деревья шелестят, На шорох соловей ответствует руладой, Цветы напоены магической усладой: Не звезды ль у небес похитил этот сад? Аллея милая с нежданным раздвоеньем, Не оскверненная пустой толпы вторженьем, Еще хранит, Ронсар, твоих шагов печать. Увы, тщеславное желанье вечной славы! Мой след я на песке могу с твоим смешать, Но где в моих стихах твой гений величавый?