Шрифт:
КУТИЛЫ
Лежать в разгар зимы втроем в одной постели, Поставленной в чулан, где ни огня, ни свеч, И слышать злых котов готическую речь, И видеть их зрачков светящиеся щели; Забыть, когда и где в последний раз мы ели, Для изголовия полено приберечь, Скрести под мышками, чтобы себя развлечь, Мечтать, гримасничать, болтать без всякой цели; И шляпу до ушей, а не ночной колпак Натягивать, ворча, и думать, что никак Не может рваный плащ сравниться с одеялом; Постичь трактирщика дурное естество, Когда отказывает он и в самом малом,— Вот до чего порой доводит мотовство. АЛЬПИЙСКАЯ ЗИМА
Повсюду огненные атомы сверкают, Восточной роскоши печать лежит на всем: Искрится золотом зима и хрусталем, И космы белые ей ветры развевают. Одежду хлопковую горы надевают, Дороги водные прозрачны подо льдом, Морозный воздух чист, царит покой кругом, И, видя это все, глаза мои сияют. Мне холод по душе, зиме всегда я рад; Ее сверкающий и девственный наряд Скрыть преступления земли на время может. Не потому ли Зевс так благосклонен к ней? Не потому ль щадит он ясность этих дней И в гневе никогда их громом не тревожит? ПОПОЙКА
Полно, други, рифмы плесть! Поумней забавы есть. Вакх зовет нас благодатный К жизни более приятной. Бросим к дьяволу союз Девяти курносых муз С Фебом, дядькой их суровым, Скрипачом пустоголовым. Что нам в их кистях, в смычке, Что в священном ручейке, В поэтическом паренье, Этом диком исступленье? А Пегас? Ей-ей, Лаваль, Он лишь лошадь, и едва ль У того ума палата, Кем скотина чтится свято. Виден ливень из окна; Пусть же льется дождь вина В наши глотки неустанно: Эта влага нам желанна. Скорби и заботы прочь! Проведем шумнее ночь, Чтоб алеющей Авроры На хмельных упали взоры. Не проспим и полчаса,— Спать успеем, Буасса; Смерть своей рукой постылой Всех уложит нас в могилу, И тогда в глубокий сон Будет каждый погружен. Нынче насладиться надо Дивным соком винограда. С одобрением глядим На Фаре: он полон им. Будь к нам благ, о Вакх пригожий! На моей ты видишь роже Благородный образ твой, Мазан винною струей. Этим образом священным, Скипетром твоим нетленным — Тирсом, что всегда подъят,— Воплем яростных менад, Роскошью хмельного бреда, Вечною твоей победой Над ордою злых забот, Милой вольностью острот За наполненною чашей, Верною любовью нашей К многошумным кабакам, Радостью, царящей там, Песнопеньем пьяных оргий, Выражающим восторги Слуг твоих, о господин, Искрометным цветом вин, Гулом масленой недели, Запахом твоей купели, Звоном кубков на столе, Пьяным старцем на осле, Благостью твоих мистерий, Где для всех открыты двери, Соком виноградных лоз, Ароматом свежих роз, Бешеных сатиров пляской, Этой вкусною колбаской, Пряно пахнущим жарким, Над которым вьется дым, Воскурением табачным И приютом этим злачным, Прелестью хмельных утех, Возносящих к небу смех, Окорока дивным жиром, Старым и червивым сыром, Наших чоканий чредой, Презирающей покой, Мной вкушаемой маслиной, Этой коркой апельсина И — уж коль на то пошло — Рожей пьяного Шилло Все тебя мы заклинаем: Будет пусть неисчерпаем Кубок наш, — мы все хотим Братством стать, о Вакх, твоим. ЛЕНИВЕЦ
Заворожен тоской и ленью, сердцу милой, Лежу в постели я, как заяц без костей, Глубоким спящий сном в паштете для гостей, Иль словно Дон-Кихот с его мечтой унылой. Шуми в Италии война с двойною силой, В борьбе за власть пфальцграф пади иль одолей, Слагаю светлый гимн я праздности своей, Чьей ласкою душа объята, как могилой. Мое безделие настолько сладко мне, Что думаю: всех благ достигну я во сне — Недаром от него я раздобрел немало. Так ненавижу труд, что просто мочи нет На краткий миг с руки откинуть одеяло, Чтоб этот записать, о Бодуэн, сонет. АРИОН
Когда до берега дельфин домчал поэта, Счастливый Арион принес богам обеты — И видит: стаи рыб, мелькая там и тут, За голосом его божественным плывут. Они из ясных вод взлетают ввысь мгновенно, Но, чтоб избегнуть мук гармонии блаженной, В глухую глубину они уходят вдруг, И по воде скользит за кругом зыбкий круг, Возникнув, ширится, чтобы пропасть, блистая, И вновь перед певцом синеет гладь морская. ВИДЕНИЯ
Терзаем день и ночь злосчастною судьбой И позабыв давно услады и покой, Я, весь дрожа, вхожу в мир сказок и видений, Где шабаш ведьм, где стон, как в огненной геенне Блуждаю я в аду, всхожу на небосвод; Тень предка моего передо мной встает; Вот шагом медленным, глядя во тьму печально, Навек закутанный в свой саван погребальный, Он легким призраком проходит в тишине, И бледен я лежу, и стынет кровь во мне; От страха мой колпак вздымается невольно, И что-то тяжкое сжимает сердце больно. Хочу я закричать, но издаю лишь стон: Рукой холодной рот мне зажимает он; И нудно в воздухе пророчит помертвелом Несчастья страшные, и, медленно шепча Слова зловещие над неподвижным телом, Он слабо моего касается плеча. Бродячие огни я вижу непрестанно; В ушах немолчный шум, и вновь в сетях обмана Мильоны смутных чувств — плод призрачной игры… Когда пьянят наш мозг туманные пары, Тогда фантазии витают надо мною, Преображая все в безумие ночное. ШАРЛЬ ВИОН Д'АЛИБРЕ
БОЛЬШОЙ И ТОЛСТЫЙ
Большой и толстый, я с трудом Вмещаюсь в тесном кабинете, Где о тщеславии людском Пишу сонет при тусклом свете. К чему просторы, если там Из виду близких мы теряем? Не лучше ли заняться нам Пространством, где мы проживаем? Я в тесноте своей постиг, Что не был бы я так велик, Владея царственным чертогом: В каморку втиснутый судьбой, Заполнив всю ее собой, Я стал здесь вездесущим богом. ТЫ СМЕРТЕН, ЧЕЛОВЕК
Ты смертен, человек, так помни, помни это! Строй планы дерзкие, верши свои дела, Но пролетят века, развеется зола, И был иль не был ты, никто не даст ответа. Где Александр-царь? Где Цезарь, чья комета Мелькнула, причинив народам столько зла? Ушли в небытие, где нет ни тьмы, ни света И где исчезло все, сгорело все дотла. Так пусть же участь их тебе примером служит, Пусть голову твою тщеславие не кружит, Ведь все равно не знать тебе таких побед. Но от деяний их, от всех чудес, что были Когда-то свершены, какой остался след? Для слуха — легкий шум, для ветра — горстка пыли.