Делать нечего. Она выходит раньше и идет пешком, минуя старые здания своего района. Но как только доходит до супермаркета «Союз», ее окликает мужской голос со странным свистящим акцентом:

– Сура! Сура!

Шурка вглядывается в темноту и узнает Макрияниса – в короткой черной куртке и джинсах.

– Почему вы здесь? – застывает она в изумлении.

– Я подумал, вдруг ты не поняла, возле какого ресторана я буду тебя ждать...

Шурка смеется. Это, правда, очень смешно. Ему показалось, что она неспособна отличить ресторан от супермаркета. Хорошее же впечатление она производит. Ясно, почему так долго не может найти работу.

Вангелис подает руку.

– Я узнал тебя, когда ты шла.

Она пожимает его прохладную, мягкую ладонь. В джинсах он кажется более молодым, подтянутым и стройным. Шурка переводит взгляд на его новый темно-зеленый автомобиль марки «рено».

– Посидим где-то? – предлагает Вангелис.

– Да, – кивает Шурка.

Поборов смутные опасения, садится с ним в авто и про себя отмечает, что Макриянис очень хорошо ориентируется в столице и ее ночной жизни – выбирает тихое и очень дорогое кафе – без навязчивого антуража кабаков и закусочных.

Для начала – говорят о снеге. Вангелис видел снег и в Северной Греции, и в горах. Но здесь – другой снег, с ледяной коркой. Снег, который не собирается таять.

– Когда он растает? – спрашивает Вангелис.

– В марте. Или в апреле. Обязательно.

– В марте у нас уже цветет миндаль.

И вдруг он берет ее за руку.

– Я знаю, о чем ты хочешь спросить. Да, мне нужен переводчик, такой, как ты. И я хотел бы видеть тебя рядом... Скажи, существуют какие-то препятствия для этого?

Шурке кажется, что он имеет в виду не работу.

– Для чего? – переспрашивает она.

– Для того, чтобы мы были вместе, – растолковывает Вангелис.

– Какие препятствия?

– Например, мой возраст...

Ясно, что возраст никак не может быть помехой для работы переводчика.

Официант приносит горячий шоколад. Пар над шоколадом пахнет одурманивающе. Шурка смотрит на Вангелиса, на его прикрытую волосами лысину, на обвисшую кожу на подбородке и не видит ничего неприятного. Возраст – никакое не препятствие. Абсолютно.

Наоборот, налицо явные выгоды. Она будет пить с ним горячий шоколад, кататься с ним в машине, ужинать в ресторанах. Может, он даже заплатит за ее работу. Он же настоящий миллионер. И ему шестьдесят семь лет – у него не встанет.

Правда, взгляд несколько смущает. Для импотента – слишком много блестящей, глянцевой черноты в его глазах.

В сознание прокрадывается мысль о Жеке. И Шурка рассуждает холодно: Жека – женатый мужик, который бесплатно ею пользуется. И Вангелис – такой же. А с двоих есть шанс получить в два раза больше, чем с одного.

И Шурка улыбается. Пьет шоколад и молчит. И Вангелис молчит. Смотрит на нее восторженно. Потом говорит о том, что она не похожа на всех остальных девушек, которых он встречал здесь. Шурка продолжает молчать и улыбаться. Он держит ее за руку, и его ладонь постепенно теплеет.

– Я хочу спросить об этом парне, о Никосе. Чем он занимается? – наконец, переводит разговор Вангелис.

– Я его не знаю, – повторяет Шурка.

– Ему нельзя доверять?

– Он бандит. Если можете, не говорите ему, что виделись со мной. Он запретил мне встречаться с вами. Хотел, чтобы вы звонили ему и искали меня – через него.

– Зачем?

– Чтобы вы от него зависели...

Вангелис кивает.

– Это мафия?

– Да, похоже. Он хочет подобраться к вам поближе.

– Но я, действительно, очень ему обязан: он нас познакомил...

Шурка не привыкла к красивым фразам. Особенно – на чужом языке. Кажется, если бы этот грек назвал все проще – хочешь-не хочешь? – ей было бы спокойнее. Но он начал с какой-то странной нежности, которая не укладывается ни в какую схему. Это и радует, и настораживает одновременно.

Шурка видит, что Макриянис – тонкий и глубокий человек, и не понимает, что он в ней нашел. Кажется, после общения с Жекой у нее в голове осталось извилины три – не больше.

Вангелис расспрашивает о городе, о ее жизни, о родителях – Шурка отделывается абстрактными фразами, считанными из учебника много лет назад. Не хочется говорить о себе. Это не очень весело. Он тоже мало говорит о личном, но не забывает упомянуть, что с женой не живет уже четыре года. Шурка пожимает плечами – ей-то какое дело. Макриянис ей не жених.