У него не очень приятное лицо: большой мясистый нос, полные, пренебрежительно искривленные губы, густые брови и круглые карие глаза. Шурка не спрашивает, сколько ему лет, но все-таки начинает сомневаться, что шестьдесят семь.

– Ты очень красивая, – говорит Макриянис. – Очень красивая и тихая девочка. Я сразу понял, что ты не имеешь ничего общего с этим бандитом.

– Я его боюсь, – признается Шурка.

И Макриянис обещает сказать Шнуру, что не встречался с ней и не нуждается в переводчике. Может, тот и не догадается ни о чем – будет искать какой-то новый подход к его миллионам.

Он подвозит Шурку домой и пожимает ей руку на прощанье.

– Завтра в восемь вечера я заеду за тобой.

Она кивает.

Берта не знает, что сказать Шурке. Впервые не знает, как будет лучше, то есть как будет хуже для подруги. Но она понимает, что Шурка влипла в очень опасную историю и выпутаться из нее уже не в состоянии. Поэтому Берта качает головой и не говорит ничего.

– Ладно, посмотрим, – рассуждает вслух Шурка. – Жеки пока нет. Это все и совмещать можно. Не сложно.

Оптимизм на Шурку находит лишь приступами, и сейчас именно тот случай.

– Этот Макриянис – не половой гангстер, он меня в постель сразу не потащит. Да и ненадолго это. Жека через неделю приедет. Время есть, да?

– Угу, – кивает Берта, не улавливая никакой логики.

– А Шнур этот – фу! Кто такой этот Шнур? Пижон. Ничего он мне не сделает. Он меня даже не найдет. Дурак какой-то...

– Угу, – снова соглашается Берта.

– Вот. Ну... Все хорошо будет. Это ясно.

Берте это не ясно. Про себя она ужасается спокойствию Шурки. Это уже последняя стадия даунизма – такое безразличие к собственной судьбе.

А Шурке вдруг становится очень легко. Вечером они встречаются с Вангелисом – болтают обо всем. Она уже с легкостью отвечает на вопросы о личной жизни. Каждая женщина должна иметь легенду о своем первом мужчине, которую она будет рассказывать каждому второму. Хорошо, если эта легенда будет смешной, как Шуркина история о Бобике – ее первом соломенном мальчике, у которого никогда не вставал надолго.

– И после него у тебя никого не было?

– Нет, – смеется подвыпившая Шурка.

Макриянис выпадает в осадок. А Шурка знает, что Жека – не считается. Жека – это не история. Это ее затмение, ее падение, ее стыд, ее фотовспышка счастья.

– Ты будешь со мной? – спрашивает Вангелис.

– Буду, – смеется Шурка. – Но не сегодня. Потом...

Он не настаивает. За окнами валит снег, и Макриянис кутается в теплую куртку.

– По-по, как холодно.

– Да, пиздец, – соглашается она. – Новый год скоро.

– Рождество?

– И Рождество тоже.

И Шурка думает, что она подарит Жеке. Потом собирает остатки денег и покупает ему духи – «Серджио Тачини». Принюхивается и представляет этот запах на его теле.

Эх, Жека, где ты?

И он приезжает. Они встречаются в жуткий мороз и целуются прямо посреди улицы...

А вечером Вангелис говорит, глядя в чашку какао:

– Страны Восточной Европы – это страны третьего мира. Сплошная мафия, преступность и проституция. Сколько у вас проституток, по-по! Это конец света. Каждая женщина торгует собой – каждая! И это очень красивые женщины, но выше всего в жизни они ставят деньги.

Шурка кивает.

– Ты – это другая сторона медали. Многие иностранцы даже не подозревают о том, что она существует, эта сторона, – говорит восторженно Вангелис, поднимая глаза на Шурку. – Я знаю, что могу быть в тебе уверен.

– Конечно, – заверяет она.

Уколы совести ощущаются слабо. Весь следующий день она проводит с Жекой в квартире Шнура. К вечеру вваливается и сам Шнур.

– Ну, как? Все кувыркаетесь? Что с греком?

– Не знаю, – дергает плечами Шурка. – Ни хрена он мне не предложил.

– Вот сука! – ругается Шнур. – Греческая морда! Я его научу уважать наши понятия!

Шнур очень зол и ему не до Шурки. И не до Жеки. Он поглощен поиском новых подходов к Макриянису. Сорвалось... Шнур бросает на Шурку последний испытывающий взгляд и уходит.

Снег продолжает заносить город. И в этот снег снова уезжает Жека. А вечером Шурка смотрит в блестящие южной ночью круглые глаза Вангелиса и понимает, что отказывать ему уже нельзя. Может, ей даже с ним понравится. Этого не скажешь заранее...