Впрочем, продолжалась атака недолго: как только она была встречена артиллерийским огнем со стороны Хуанлянбуи, ген. Коссаговский решил вследствие этого, а также и ввиду болотистой местности, повернуть назад, после чего конница до конца боя оставалась южнее Дапиншаня в полной бездеятельности. На левом русском фланге было также совершенно спокойно: перед конницей ген. Мищенко не было никакого противника. а сам ген. Мищенко нисколько не заботился, чтобы принять какое-нибудь участие в бою, угрожая флангу противника.

В общем также и после полудня 24-го числа в атаке японцев не проявлялось никакой энергии. Только перед участком ген. Огановского японцы настойчиво пытались прорвать русскую позицию. Обстреляв в течение целого получаса русские позиции к востоку от Лянтцюнтшаня, японцы с последними лучами заходящего солнца начали яростную атаку против Дафаншена. Четыре раза бой переходил в кровопролитную рукопашную схватку. Три раза штурм японцев направлялся против правого фланга участка позиции ген. Огановского, занятого 12-м пехотным Сибирским полком; при четвёртой атаке японцы двинулись также против высот, занятых частями 8-го и 11-го Сибирских пехотных полков, но все эти штурмы были отражены штыками, причём последняя атака японцев была отбита в 10 часов вечера. На помощь атакованным войскам ген. Огановского прислан был в 7 час. 30 мин. вечера 34-й Восточносибирский стрелковый полк с 1 батареей, но принять участие в бою этим частям не пришлось, потому что все атаки японцев были отбиты собственными силами 12-го, 8-го и 2 батальонами 11-го пехотных Сибирских полков, которые успешно отстояли свои позиции. В этом бою снова сказались упорство и стойкость русского солдата при пассивной обороне позиции, которых не могли осилить яростные атаки храброго противника.

С отражением последнего штурма против отряда ген. Огановского кончился бой у Ташичао 24-го июля. Японцы видели полную бесполезность своих атак и отказались от дальнейших попыток их повторения.

Это успешное отражение японских атак, повторявшихся в течение двухдневного боя, досталось русским сравнительно дешёвой ценой: 1-й Сибирский корпус потерял убитыми 20 человек, а ранеными — 8 офицеров и 122 нижних чина: из числа этих потерь на долю двух артиллерийских бригад, подвергшихся особенно сильному огню превосходной числом японской артиллерии, приходится 1 убитый и 2 офицера и 40 нижних чинов ранеными. В 4-м Сибирском корпусе потери были больше и составляли убитыми 7 офицеров и 241 нижний чин, а ранеными — 25 офицеров и 603 нижних чина. Все эти потери приходятся исключительно на долю отрядов ген. Огановского и ген. Шилейко. Вся же конница из 50 эскадронов и сотен со своей артиллерией потеряла за два дня боя всего лишь двух человек убитыми, 4 офицера и 20 нижних чинов ранеными[ 6 4].

Участвовали в этом бою со стороны русских всего лишь 14 батальонов (из общего числа в 45) и 13 батарей. Пехота 1-го Сибирского корпуса оставалась на своей позиции, не тревожимая неприятелем, а из общего резерва 4-го Сибирского корпуса 14 батальонов остались совершенно нетронутыми; точно так же и конница ничем не проявила своей деятельности в бою. В общем, оставалось ещё не мало свежих войск с русской стороны для продолжения боя.

В этом бою 24-го июля русские одержали тактический успех, но только в пассивном отражении атаки. Этот успех был бы несравненно значительнее, если бы предполагавшаяся в полдень встречная атака была произведена со всеми силами, — если бы начальники были воодушевлены жаждой деятельности и наступательным импульсом. Во всяком случае, не было никаких оснований сомневаться в дальнейшей успешной обороне позиции. Потери этого боя были далеко ниже того морального подъёма, который принесло это успешное отражение атаки, — этот первый успех. «Дух войск превосходен, на позиции слышны смех и шутки», — говорится в истории русского генерального штаба при описании этого боя.

Несмотря на такое благоприятное положение вещей, ген. Зарубаев всё же никак не мог решиться продолжать бой на следующий день и сделал распоряжение, чтобы с наступлением темноты начать отход на Хайчен…

После последнего штурма японцев в 10 часов вечера бой совершенно затих на всём фронте перед участком ген. Огановского, как и по всему протяжению позиции; японцы отступили за гребень гор. С русской стороны приступили к погребению убитых, а затем около полуночи, незаметно для японцев, началось отступление на Хайчен. Очищение русской позиции выяснилось для японцев только около полудня следующего дня, когда направленный против позиции артиллерийский огонь японцев оставался без ответа. 25-го числа японцы заняли позицию у Ташичао.

В своём решении об очищении позиции у Ташичао ген. Зарубаев руководствовался полученной им от командующего армией директивой. По дословному значению этой директивы ген. Зарубаев, пожалуй, поступил правильно, но начальник деятельный, воспитанный в духе инициативы, обязательно взял бы в данном случае что-нибудь на собственную ответственность, потому что этого требовала вся обстановка боя, который, при продолжении его, мог бы легко повести к важной цели — к поражению противника.

Между тем, этой цели совершенно не соответствовало отступление на Хайчен, сдача сильно укреплённой позиции у Ташичао, а вместе с тем — и важного порта Инкоу. Правда и то, что в этом решении ген. Зарубаева поощрял также недостаток энергии со стороны ген. Штакельберга, на деятельную помощь которого, по-видимому, трудно было рассчитывать в случае продолжения боя.

Далее, ген. Зарубаев, как видно из телеграммы на имя командующего армией, обосновывает своё отступление от Ташичао тем, что «выясняется наступление неприятельских сил со стороны Далинского перевала». Действительно, командующий 2-м Сибирским корпусом генерал-лейтенант Засулич телеграфировал ген. Зарубаеву около полудня 24-го июля, что японцы начали около 10 часов своё наступление от перевалов Панлин и Далин на Симучен и что передовые отряды 2-го корпуса отступают на их главные позиции.

Несмотря на то, что со стороны упомянутых перевалов действия японцев, начатые 4-й армией, имели только демонстративный характер, — несмотря на то, что войск 2-го Сибирского корпуса, имевшихся у Симучена (31 батальон, 72 орудия), а также и резерва у Хайчена (16 батальонов и 126 орудий) было совершенно достаточно, чтобы отразить даже и серьёзные атаки со стороны 4-й армии, которая могла направить против Хайчена всего лишь 18 батальонов, тем не менее указанного сообщения ген. Засулича было достаточно, чтобы вызвать опасение ген. Зарубаева относительно безопасности его пути отступления.

Наместник в своей телеграмме в Петербург относительно боя у Ташичао доносил, что ни ход сражения, ни общая обстановка отнюдь не вызывали необходимости отступления, и прибавляет затем: «Кроме того, это очищение нашей позиции у Ташичао дало право японцам видеть в этом для себя большую победу, а нас лишило порта Инкоу, что представляет собою событие, весьма важное в политическом и экономическом отношениях».

Но мало того, что японцы занятие позиции у Ташичао считали одержанной ими победой, ещё важнее то, что в русских войсках постепенно крепло убеждение, что все приносимые жертвы пропадают даром, что всё кончается отступлением. А это было всего хуже.