Мы пришли в парк, где старики занимались гимнастикой тай-цзы. Один из них подошел к нам и стал повторять: «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Мы улыбнулись. Это был первый человек, который заговорил с нами по-английски.

Вечером мы пошли в прибрежный ресторан «Банд», также построенный в стиле арт-деко. На шестом этаже огромного ресторана мы нашли китайский и американский бары. Мы отправились в китайский, но там все пили только апельсиновый сок. Тогда мы отправились в американский, закрытый для китайцев. В зале было темно. Мы налили себе и только потом нашли выключатель. Все было покрыто пылью. Играла музыка конца 70-х годов. Мы не стали обращать внимания на пыль и псевдоамериканский интерьер. Мне показалось, что я очутился в фильме «Империя солнца».

Проведя несколько дней в Шанхае, мы вернулись в Гонконг, где к нам присоединилась Лиз Розенберг. Мы с ней и Мадонной на день уехали в Макао на джонке с мотором. Дорога заняла около четырех часов. На обратном пути Мадонна и Лиз провели большую часть времени в ванной. Через пару дней у всех троих началась ужасная ангина. Впрочем, это нас не удивило, ведь с санитарией в Макао было еще хуже, чем в Гонконге. Кстати, по ходу действия съемки были перенесены туда, но, к счастью, мне ехать не пришлось.

До начала съемок Мадонна впитывала каждое наставление Шона. Но как только процесс пошел, она перестала играть роль из «Воспитания Риты» и вообразила себя Мерил Стрип. А Шону стало ясно, что ему достается роль Нормана Мейна, бесталанной, поблекшей звезды из фильма «Звезда родилась», которому никогда не достичь той же славы, что и его жене. Меня совершенно не удивило то, что Мадонна и Шон стали ссориться. Шон был опытным актером и гордился этим. Но Мадонна стремительно превращалась в глобальное явление, в культовый бренд. Она считала себя талантливой актрисой, Шон же видел в ней только певицу. На площадке постоянно возникали конфликты из-за того, как она играет свою роль, как он играет свою, из-за ее персонажа и из-за его персонажа, из-за этой сцены и из-за той. Мадонна и Шон были примерно одного роста. Когда они стояли лицом к лицу, глядя друг другу в глаза, причем каждый отстаивал собственную точку зрения и стремился подчинить другого своей воле, напряженность становилась ощутимой чисто физически.

А режиссеру Джиму Годдарду пришлось смириться с тем, что руководить съемками в одиночку ему не удастся — режиссерами стремились быть и Мадонна, и Шон.

С первого дня съемок британская съемочная группа возненавидела Мадонну и Шона. Шона они считали высокомерным янки, а Мадонну — обычной певичкой из дискотеки. Ядовитые Пенны, как их прозвали англичане, были парочкой выскочек, которые требовали, чтобы к ним относились, как к звездам, не имея на то никаких оснований.

На второй день съемок уволили рекламщика Криса Никсона, который не сумел помешать репортерам сделать фотографии. После этого он откровенно заявил: «Пени — высокомерный маленький подонок, и жена его стоит».

Во время одной из главных сцен фильма взрывалась бомба, и героиня Мадонны должна была прыгать в реку. Мадонна наотрез отказалась это делать. Вода была жутко грязной, и я не могу упрекать сестру за это. Но когда всей съемочной группе пришлось ждать, пока на площадку привезут минеральную воду «Эвиан», чтобы Мадонна в узкой синей юбке и полосатой блузке могла в нее погрузиться, люди просто озверели.

Вместо того чтобы наладить отношения со съемочной группой и режиссером, Шон и Мадонна постоянно шли на конфликт. Хуже того, гораздо больше, чем съемки, Шона интересовали отношения с репортерами, которые приехали в Гонконг, чтобы писать о фильме. Телефотообъективы следили за Шоном и Мадонной двадцать четыре часа в сутки, и Шон готов был на любые безумства, лишь бы держать их подальше от площадки. Когда одному фотографу удалось проникнуть на съемочную площадку, Шон разбил его камеру.

Мы с Шоном никогда не говорили о его ненависти к репортерам. Но если бы такой разговор состоялся, я бы спросил его, почему, если ему не хотелось, чтобы они с Мадонной были объектом пристального внимания прессы, они решили вместе сняться в этом фильме. Он не мог не понимать, что, согласившись сниматься с Мадонной, он тут же станет завидной добычей, что репортеры будут следовать за ним по пятам и описывать каждый его шаг. Мне это было очевидно, а он почему-то этого не понимал.

Когда Мадонна и Шон что-то делали вместе, репортеры просто осаждали их, и это выводило Шона из себя. Чтобы сделать мужу приятное, Мадонна вела себя так же, как он, — натягивала пиджак на голову, чтобы фотографы не могли ее снимать. В действительности же ей не было до них никакого дела, и она бы с удовольствием позировала.

Стоило Мадонне и Шону выйти из отеля, как вокруг них начиналось настоящее столпотворение. В глазах Шона любой фотограф, который снимал Мадонну, не просто крал ее душу, но еще и отнимал у него жену. Шон чувствовал, что его используют.

Измученная Мадонна постоянно твердила ему, как во время свадьбы: «Шон, не ори на них. Давай просто сядем в машину и уедем. Они все равно сделают свои снимки».

Но Шон редко к ней прислушивался, и постоянно возникали скандалы и стычки.

А журналисты безжалостно фиксировали каждое его движение, каждую истерику и каждую драку. Попутно доставалось и Мадонне. Легенда о Ядовитых Пеннах обрастала все новыми подробностями.

В Лондоне продюсер Джордж Харрисон узнал о связанных с Пенном скандалах вокруг «Шанхайского сюрприза». Ближайшим самолетом он вылетел в Гонконг, надеясь разрядить ситуацию и убедить Мадонну и Пенна изменить свое отношение к журналистам и съемочной группе.

Когда Харрисон прилетел, Мадонна познакомила меня с ним. Он выглядел гораздо старше, чем я ожидал, и был довольно высоким. Мадонна говорила, что Джордж обладает «мягким, беспомощным характером, слегка бесхребетным».