Около профессора толпились, многiе жали его руку, спрашивали о чемъ-то. Среди нихъ Сеня замѣтилъ, къ своему удивленiю, фигурку Кирилла Семеныча, а за нимъ лысую голову и широкiя плечи Сократа Иваныча. Съ одухотвореннымъ лицомъ протискивался Кириллъ Семенычъ, въ потертомъ пиджачкѣ, изъ-подъ котораго виднѣлась синяя блуза.

Вокругъ профессора образовали группу студенты, курсистки, знакомые. А Кириллъ семенычъ все шелъ, безцеремонно протискиваясь. Какой-то студентъ вдругъ отошелъ отъ профессора, и старый мастеръ очутился противъ Василiя Васильевича и остановился. Профессоръ вопросительно посмотрѣлъ на него. Тутъ случилось то, о чемъ говорили долго спустя, о чемъ писали въ газетахъ.

Кириллъ Семенычъ посмотрѣлъ ан профессора. Блѣдное, взволнованное лицо его подергивалось, рѣденькая бородка дрожала.

— Ваше превосходительство!

Всѣ, бывшiе около, оглянулись и посмотрѣли на сухенькую фигурку Кирилла Семеныча.

— Вы мнѣ?.. Что такое? — вѣжливо спросилъ профессоръ.

Кириллъ Семенычъ смутился и съежился.

— Вы хотѣли что-то спросить?

— Точно-съ… Какъ мы понимаемъ… я, то-ись… можно сказать, труда много положилъ на такое дѣло, которое… потому какъ я мало ученъ… но я понимаю… Хочу сказать такъ… ото всего сердца поблагодарить… рабочiй я человѣкъ, но науку понимаю… вотъ и все… покорно благодаримъ…

Профессоръ засмѣялся, взялъ обѣими руками дрожащую руку Кирилла Семеныча и ласково потрясъ.

— Очень радъ, очень… спасибо… — сказалъ онъ.

Окружающiе поняли, въ чѣмъ дѣло, и стали аплодировать.

Вдругъ профессоръ сдѣлалъ знакъ, и все стихло.

— Господа! — взволнованно сказалъ онъ. — Сейчасъ я испыталъ величайшее удовольствiе. Въ моемъ скромномъ лицѣ наука получила оцѣнку… привѣтъ отъ простого человѣка, человѣка съ трудовыми руками… Это — знаменательный фактъ. Это — залогъ будущаго слiянiя науки и труда, знанiя и жизни.

Произошелъ фуроръ: аплодировали, студенты вскакивали на стулья, дамы махали платками. Кириллъ Семенычъ былъ сконфуженъ.

Въ дверяхъ аудиторiи встрѣтилъ Сеня Кирилла Семеныча и Сократа Иваныча.

Шли молча. Фонари не горѣли. Теплая ночь купалась въ лунномъ свѣтѣ.

Весна, даже въ городѣ, опьянела ароматнымъ тепломъ. Проходили въ переулку мимо уцѣлѣвшаго еще барскаго сада. Кисти черемухи, облитыя луннымъ свѣтомъ, глядѣли изъ-за рѣшетки.

— На Волгѣ теперь хорошо, въ лугахъ… — сказалъ, глубоко вздохнувъ, литейщикъ.

— Хорошо, — вздохнулъ и Кириллъ Семенычъ. — Соловьи поютъ… вишенье цвѣтетъ по садамъ… э-эхъ… жи-изнь!..

— А завтра свои соловьи… литейные… Такъ и сдохнешь на камняхъ проклятыхъ… Тьфу ты, окаянный… ногу зашибъ…

— А ты не отчаивайся… тону-то на себя не напускай…

На перекресткѣ простились. Одинъ возвращался Сеня. Ночь глядѣла на него, ароматная ночь въ небѣ, душная въ городѣ. Но онъ не видалъ этой ночи. Его захватило то, что онъ только что видѣлъ, слышалъ и переживалъ въ ярко освѣщенной, шумной аудиторiи. Прекрасное открылось передъ нимъ, звало, закрывало всю пережитую, такую тяжелую и скучную, полосу жизни. И кто же принесъ это прекрасное? Та одушевленная, наполнявшая аудиторiю толпа, съ которой онъ чувствовалъ свою связь, тотъ необыкновенный человѣкъ, которому онъ служитъ.

Въ эти минуты онъ безсознательно чувствовалъ, какъ хорошо жить; въ эту ночь онъ уснулъ счастливымъ, какъ никогда.

Во второй половинѣ мая профессоръ переѣхалъ въ имѣнiе, и для Сени потекли полные глубокаго интереса дни.

Имѣнiе было не велико, десятинъ сто, скорѣе даже не имѣнiе, а практическая, хорошо оборудованная сельско-хозяйственная станцiя съ такъ называемыми „опытными полями“.

Надъ рѣчкой стоялъ двухъэтажный домъ съ стеклянной оранжереей на югъ, съ большой, тоже съ стеклянной, терассой на сѣверо-западъ, цвѣтникомъ, гдѣ росли цвѣты, замѣчательные какими-либо особыми свойствами. Это были все искусственно выведенныя формы, а рядомъ съ ними стояли ихъ скромные родичи, съ мелкими цвѣточками. Здѣсь можно было наглядно убѣдиться въ силѣ человѣческаго ума, совершенствовавшаго самую природу. Влѣво отъ цвѣтника по уклону тянулся ягодный садъ съ особо доходными сортами ягодъ, выведенными, главнымъ образомъ, для мѣстнаго населенiя, занимавшагося садоводствомъ, за нимъ тянулся плодовый садъ и вишневникъ. Изъ близъ расположеннаго питомника крестьяне могли получать деревца безплатно. Расположенный позади дома огородъ выращивалъ удивлявшiя своей величиной и достоинствами овощи.

Огородъ этотъ имѣлъ чисто показательный характеръ, и здѣсь часто толпились крестьяне-любители, наблюдая за постановкой дѣла. Здѣсь производились опыты съ искусственнымъ удобренiемъ и примѣненiемъ электричества для увеличенiя урожая корнеплодовъ. Десятинъ десять занимали травяные посѣвы, столько же яровое и озимое поля. На тридцать десятинъ тянулся молодой березнякъ-посадка. Остальное пространство занимало болото, къ осушкѣ котораго профессоръ собирался приступить этимъ лѣтомъ.