Шрифт:
Дядя Максимъ повернулъ голову и смотрѣлъ на литейщика.
— Съ горя я, дядя Максимъ… окаянный я… а ты… ты тамъ у Господа Бога за меня… Скажи тамъ, что Сократъ молъ Иванычъ съ горя… Студента увидишь, хорошихъ людей… Скажи имъ, что Сократъ Иванычъ хор-рошiй былъ мастеръ… Прощай, дядя Максимъ!.. Тамъ, братъ, крючковъ не понадобится… здѣсь оставишь… Тамъ безъ крючковъ… Никакого инструмента не надо!..
Въ голосѣ литейщика слышалась насмѣшка и грусть.
— Брось ты эту музыку, Сократъ, — строго сказалъ Кириллъ Семенычъ. — Пойдемъ! Ну, на кого ты похожъ?.. вѣдь звѣрь!..
— А? поиiйти?.. А не выгонишь?.. Этотъ вотъ меня выгналъ…
— Идемъ. Умный ты человѣкъ, а такое безобразiе, необразованность… Не можешь себя придержать!.. э-эхъ!
— Я не могу? я?.. Семеновъ померъ… а я не могу… придержать? Дядя Максимъ!.. Слушай!.. отходишь ты… ну, какъ передъ Богомъ… кончилъ я все!.. Конецъ!.. Бери меня, Кириллъ Семенычъ!
Онъ взглянулъ на располосованную рубашку и сталъ запахиваться, подтягивая ремешокъ.
Простились съ крючочникомъ и пошли. Литейщикъ все время запахивался. Въ темномъ коридорѣ онъ остановился.
— Не пойду я… Куда мнѣ идти?.. Некуда мнѣ идти…
— Ну-ну… иди… обойдется… Брось все и на работу становись… Скоро, сказываютъ, жизнь новая откроется… хорошая жизнь.
— Что?.. какая жизнь?.. нѣтъ ничего…
— Будетъ. Ты иди, знай. Всему обновленiе будетъ…
Сеня слышалъ слова Кирилла Семеныча, сказанныя почти шопотомъ, и думалъ, — какая же это новая жизнь будетъ?
А Сократъ Иванычъ запахивалъ рубашку и бормоталъ:
— Ну, какъ я пойду… въ такомъ… одѣянiи, и къ такому человѣку…
— А ты знай, — иди… не мучайся… Квиты будемъ…
Сеня простился съ ними и шелъ домой со смутными чувствами и думами. Кириллъ Семенычъ еще болѣе выросъ въ его глазахъ своей величавой простотой. Дядя Максимъ явился нагляднымъ примѣромъ сѣрой жизни рабочаго человѣка, такъ плачевно кончающаго свой тусклый, утомительный путь. Сократъ Иванычъ — искренняя натура, безсознательная, мучающаяся людскими неустройствами, съ смутными порывами ко всему хорошему и честному, сбивающаяся съ пути и снова подымающаяся.
Сложная человѣческая жизнь проходила передъ Сеней однимъ краемъ. Въ этой тяжкой и темной жизни — и какiе люди!.. Здѣсь, въ городѣ что!.. а тамъ, въ деревнѣ?.. Но вѣдь есть же счастливая жизнь, должна же быть! Да, должна. Ее строятъ медленно, въ тишинѣ кабинетовъ и лабораторiй немногiе, забывая о себѣ…
Вотъ и домикъ; въ кабинетѣ Василiя Васильевича горитъ лампа; голова съ красивымъ лбомъ склонилась надъ бумагой… Здѣсь профессоръ продолжаетъ свою многолѣтнюю работу на пользу и счастье людямъ, дурнымъ и хорошимъ. Сотни людей идутъ мимо съ угрюмыми лицами и не знаютъ, что совсѣмъ близко, камень за камнемъ, созидается будущая новая жизнь. И Сеня былъ счастливъ, что онъ понимаетъ своего профессора, вѣритъ въ будущее и готовитъ себя къ нему.
Глава ХХIII. Перемѣна
Осенью Сеню приняли въ Земледѣльческую школу на стипендiю имени профессора Фрязина. Рекомендацiя Василiя Васильича имѣла большое значенiе, тѣмъ болѣе, что Сеня былъ выходцемъ изъ крестьянской среды: быть можетъ, онъ вернется въ эту среду и принесетъ опытъ и знанiе, а это входило въ задачи школы.
Кириллъ Семенычъ былъ радъ отъ всего сердца.
— Только зацѣпись, а тамъ и пойдешь… Вонъ Василiй-то Васильичъ, какъ солнце свѣтитъ.
Уже въ концѣ зимы вернулся съ работы Прохоровъ и, узнавъ о Сенѣ, зашелъ въ школу. Сколько воспоминанiй!.. Говорили о Семеновѣ.
Прохоровъ разсказалъ о тѣхъ ужасахъ, которые пришлось пережить на голодѣ.
— И не передашь… и вспомнить тяжело. Пришелъ я поговорить съ тобой по душѣ… Ты уже не маленькiй теперь и поймешь меня. На дорогу ты теперь становишься, въ тебѣ приняли участiе… Счастливый случай тебя вырвалъ… Такъ вотъ, не забудь, что сотни тысячъ такихъ, какъ ты, не вырвутся изъ тьмы и нищеты… Не забывай, братъ, этого… Я перехожу въ другой университетъ по особымъ причинамъ, можетъ быть, и не встрѣчусь больше съ тобой… Помни, что ты не имѣешь права забыть тѣхъ, изъ среды которыхъ вышелъ. А то были случаи: выскочитъ такъ-то вотъ и плюнетъ на всѣхъ.
— Ахъ, что вы, Александръ Николаевичъ… Нѣтъ, нѣтъ… Я знаю, я понимаю все, о чемъ вы говорите.
И они разстались, крѣпко пожавъ другъ другу руки.
Вскорѣ послѣ посѣщенiя Прохорова Сеня зашелъ въ праздникъ къ Кириллу Семенычу. Вспомнили прошлое, загадывали о будущемъ.
— А Сократъ-то, слыхалъ? пить-то бросилъ, какъ отрѣзалъ. На вечернiе курсы ходитъ, черченiемъ занялся…
Кириллъ Семенычъ взялъ съ полки нѣсколько листовъ съ геометрическими фигурами.