отца Мартина.

Он улыбался, в то время как по щекам бежали слезы.

— Ты был ему хорошим другом, Флойд, — сказал он

и слегка кивнул.

— Был и буду! — и это была правда.

Мы обнялись, и Я почувствовал, что плачу. Плачу в унисон

с отцом своего лучшего друга.

Наверное, это даже красиво, хотя, по большому счету,

отвратительно.

Мартин не был циником. Скорее он был парнем с кроликом

в шляпе.

Он верил в то, во что другие не поверят никогда. И самое

главное, Я перенял это.

Глаза его были настолько карими, что походили на глаза

мультипликационного героя. Знаете, такие два черных

кружка. Я называл его Мартин Скорсезе, он такой же псих.

Быть психом у нас считалось чрезмерно почетным.

Когда мы ссорились — а это происходило редко, но все же

происходило, — из Скорсезе он превращался в Рики Мартина,

этакого гея-говоруна.

Голубым он, конечно, не был, наоборот. Любимец девушек

и женщин. Дамочки от него просто кипятком писались,

честно. Вы бы видели, сколько красоток было на похоронах

— Хью Хефнеру такое не снилось. Мне было даже

неловко как-то во время поминок: не понимаешь, от чего

присутствующие утирают слезы — от горя или удушающих

ароматов парфюма.

Наверное, весь секрет Мартина состоял в его улыбке, не

той, что у Моны Лизы, но где-то рядом. Он так лучезарно

улыбался, что даже в драках его не били по лицу.

Еще у него была очень подвижная голова, как у коршуна.

Казалось, что он всегда обо всем в курсе, просто не хочет

рассказывать.

Когда Я говорю о нем в прошедшем времени, мне становится

стыдно.

Но если постоянно внушать себе, что он здесь, рядом,

Я сдвинусь по фазе.

Потому что это действительно сложно — потерять близкого

друга, но верить, что он все время тут. Я не атеист, скорее

наоборот. Просто сужу по себе. Если бы Я помер, то точно

бы не сидел возле родственников, что меня оплакивают.

Скорее всего, Я бы пошел в какой-нибудь пустой дом и завывал

там. Все призраки примерно так и поступают.

Смерть Мартина не была столь неожиданной. То есть

приблизительно к ней даже были все готовы. Он постоянно

повторял, что у него что-то с сосудами в голове и что

он может легко отдать концы. Я всегда думал, что он утрирует,

многие так делают — нагнетают обстановку, чтобы

привлечь лишнее внимание. Конечно, скверно так думать

о лучшем друге, но Я не хотел зацикливаться на таких

страшных предсказаниях.

Но он умер. Ему был всего 21 год.

Смерть не будет стучать в твой дом, если сдаешь ей комнату.

Мы распустили нашу музыкальную группу, и Я остриг волосы.

Детство и все прилагающиеся мечты сгорели. Наверное,

сейчас Я не сильно переживаю, что порвал с музыкой.

Тогда в моду вошли зауженные джинсы, длинные челки и повышенная

эмоциональность, а мы хоть и пели о любви, но

никак не поддерживали шествие такой педерастии.

Я расстаюсь с Девочкой-Радио и запираюсь дома. Совсем

скоро жизнь примет кардинально новый поворот. Я стану

Художником.

Часы тикают, и время послушно искажается, отсчитывая

последующие события.

И знаете что? Не всегда страшно смотреть в будущее.

Однажды, когда Я боялся выйти в первый раз на сцену,

мой лучший друг Мартин сказал мне:

— Чувак, в этой жизни Вход, где Выход!

Глава 3

Триумф мистера Джеллиса

Это даже слишком забавно.

Мир сошел с ума очень давно; пугает, что мы с этим свык

лись.

По сути, быть Художником — это привносить часть своей

внутренней вселенной в ту, в которой мы все с вами варим

ся. Но вот только кто сказал, что Художник должен видеть

и воспевать исключительно прекрасное? Это чушь несусвет

ная! Человек, которому есть что сказать, только и ждет, чтоб

заговорить. А творческий человек — это человек, одолева

емый страстями, ведущий борьбу как в себе, так и вокруг