— Вот и прекрасно! — с энтузиазмом откликнулась она. — Обещаю за первый же год научиться водить машину даже в снегопад. Кстати, у меня к тебе просьба — отвечая на письмо, поставь условие: на лекции ты будешь приходить не раньше двенадцати.

— Первый раз слышу, чтобы условия ставил студент, а не университетское начальство! — рассмеялся Марк. — И что прикажешь делать до полудня?

— До полудня ты будешь заниматься со мной любовью, — мечтательно проговорила Кэтлин. — А для убедительности намекни своим профессорам, что без моих поцелуев Шекспир не пойдет тебе на ум.

— Я скажу им, что ты моя муза. Тем более что это так и есть.

— Знаешь, чего еще мне хочется? — Кэтлин обернулась к мужу. Ее фиалковые глаза стали серьезными. — Не догадываешься?

— Чего уж тут догадываться! По-моему, именно этим мы и занимались пятнадцать минут назад, — не уловив ее настроения, отшутился Марк.

Кэтлин заколебалась. Может, не стоит говорить об этом сейчас? Все так прекрасно...

— В чем дело? — озабоченно спросил он, удивленный тем, что жена вдруг помрачнела.

— Я хочу, чтобы ты научился плавать, — собравшись с духом, выпалила она.

Марк нахмурился. Какая досада, что этот проклятый эпилог попался ей на глаза!

— Понимаешь, я писал его для себя. Мне нужно было обдумать все, учесть все возможности.

— Знаю, — кивнула она.

— Теперь я счастлив. Ничего подобного я в жизни не испытывал, даже не предполагал, что такое возможно. Разве ты не видишь?

— Вижу, — снова кивнула она. — Но...

— Но все-таки будет лучше, если я научусь плавать, — перебил он, чмокая ее в кончик носа.

Кэтлин обольстительно улыбнулась.

— Ты не забыл, что в следующем месяце мы уезжаем на Мартинику? Представляешь, как будет здорово заниматься любовью прямо в воде!

— Так вот почему... — шутливо протянул Марк. Кэтлин покачала головой. Оба знали, какова истинная причина ее настойчивости.

— Это только дополнительный стимул.

Казалось бы, вопрос выяснен. Но озабоченное выражение не исчезло с лица Марка. Надо ли рассказать жене о том, что его мучит? — размышлял он. Да, надо. Он дал себе слово, что отныне будет делиться с ней всем — не только своими радостями, но и печалями.

— Что с тобой? — забеспокоилась Кэтлин.

— Я решил написать отцу, — признался Марк.

С того январского дня, когда Тейлор-старший заявил, что лучше бы его сын умер, отношения между ними были прерваны.

— Зачем? — спросила Кэтлин, заранее зная ответ.

— Потому что так оставлять нельзя. Ему, наверное, сейчас хуже, чем мне. Я вырвался на свободу и счастлив.

— Ты сам создал это счастье, — напомнила она. — Вопреки ему.

— Отец никогда не желал мне зла, — печально вздохнув, промолвил Тейлор-младший. — Он был убежден, что выбранная им жизненная дорога приведет сына к успеху, славе, богатству. Что здесь плохого?

— А для кого он это делал — для тебя или для себя? — резонно возразила его жена.

— Он в такой же мере жертва обстоятельств, как и я, — с горечью заметил Марк. — Заложник бесплодных надежд, несбывшихся мечтаний. Мне его жаль.

Кэтлин задумалась. В этом весь Марк — неподражаемый, добрый, благородный. И за это она его любит.

— И ты решил...

— Решил написать и все объяснить. Если сумею, конечно.

— Надеешься, что он поймет?

— Надеюсь, что да. И простит.

В середине мая Лесли решила перебраться в пригород Сан-Франциско — Пало-Альто. Здесь она будет неподалеку от Станфордской клиники. Такая близость необходима, поскольку, работая в кардиологическом отделении, она должна быть всегда под рукой — ведь пациентам, перенесшим инфаркт, страдающим аритмией и тому подобными сердечными нарушениями, помощь может понадобиться в любую минуту. Учитывая потребности медиков, городские власти окружили клинику крупными жилыми комплексами, предназначенными для одиноких молодых людей.

«А ты и есть одинокая молодая дама, — напомнила себе Лесли. — И не важно, что одинокие молодые люди тебя не интересуют. И не очень молодые тоже».

Подходящий вариант подвернулся сразу — угловая квартира в превосходно расположенном доме, рядом с которым имелись теннисные корты и плавательный бассейн, к тому же в пяти минутах ходьбы от клиники. Чистая, уютная. Можно было только радоваться такой удаче, но, подписывая контракт на полгода, Лесли ничего похожего на радость не испытывала.