За эту неделю Чарли кое-что узнала о нем. Эрик и три его приятеля только что окончили школу и осенью должны были начать учиться в Гарвардском университете. Похоже, постоянной подружки у него не было. Само очарование, Эрик всегда выглядел так, словно печали и жизненные неурядицы обходили его стороной. Он имел все и даже был по-своему добр.

Как-то вечером, собираясь домой, Шарлотта столкнулась с ним на стоянке.

— Привет, Эрик.

— Привет, — удивленно протянул он, явно не узнавая прелестной девушки с распущенными светлыми волосами и сверкающими карими глазами. Лишь полные губы и голос показались ему знакомыми. — Неужели Чарли?

— Она самая. Только без шляпы.

— Вот это да! — Он присвистнул от восхищения, чем немало смутил Чарли.

— Ну ладно, пока, — заторопилась она.

— Погоди. Может, выпьем кока-колы? — Он мотнул головой в сторону клуба.

— Нет, спасибо. Уже темнеет, а у меня фонарь на велосипеде сломан. Я, пожалуй, поеду.

— И далеко ты живешь?

— В пяти милях отсюда, — ответила она, еще больше конфузясь. Она заметила, как удивленно поднялись брови Эрика при упоминании о велосипеде. Очевидно, у всех его знакомых есть автомобили.

— Все равно до темноты ты домой не доберешься.

— Знаю. Тем более надо торопиться.

— Послушай, а почему бы не загрузить твой велосипед в мою машину? Я тебя отвезу, а до этого мы могли бы поужинать.

И, не слушая ее возражений, он уложил старенький велосипед в багажник роскошного светлого «мерседеса».

Пока они ели пиццу, запивая ее кока-колой, Эрик развлекал спутницу рассказами из школьной жизни. Чарли внимательно слушала. На губах ее играла счастливая улыбка. Вот уже много месяцев она не чувствовала себя так свободно, как сейчас. Ее жизнь больше не была пустой — она обрела смысл.

Когда Эрик поинтересовался, кто ее родители, Чарли легко уклонилась от ответа, переведя разговор на него самого.

Эрик не мог понять, что с ним происходит. Ни разу в жизни ему не встречалась подобная девушка — естественная, без претензий. А Чарли было невдомек, что каждым жестом, взглядом, улыбкой она невольно соблазняет его, заставляет в себя влюбиться.

Такого с ним еще не случалось. Да и с ней тоже.

Они опомнились в половине двенадцатого, когда клубный буфет почти опустел.

— Как поздно! Надеюсь, у тебя не будет неприятностей из-за того, что ты так задержалась?

— Нет.

В полночь Эрик остановил «мерседес» перед дверью крошечного зеленоватого домика на Эльм-стрит и сразу заметил, что свет в окнах не горит.

— Наверное, твои предки злятся. Вон даже свет погасили.

— Там никого нет, — ровным голосом отозвалась Чарли.

— Никого? Они что же, бросили тебя одну? — недоверчиво спросил молодой человек, поднимаясь на крыльцо.

И вдруг Чарли поняла, что больше не может ступить ни шагу. Для того чтобы войти в этот пустой темный дом, ей снова надо задушить в себе все чувства, стать такой, какой она была до встречи с Эриком. Его недоуменные слова: «Они что же, бросили тебя одну?» — стучали у нее в мозгу, как молот.

— Что с тобой? — Он обернулся, недоумевая, почему она остановилась.

В ответ Чарли разрыдалась. Она не могла сдержать слез или унять дрожь, которая сотрясала все ее тело. Закрыв лицо руками, девушка предавалась своему горю, не понимая сама и не в силах объяснить, что с ней происходит.

— Чарли! Что случилось? — Эрик мягко привлек ее к себе.

— Там никого нет, — повторила она, утыкаясь ему в плечо. — Я живу одна.

— Как одна? Ничего не понимаю. Объясни, пожалуйста.

— Я боюсь туда идти, — прошептала она в ужасе.

— Хорошо, давай посидим в машине. Но все-таки ты должна объяснить мне, в чем дело.

И она начала рассказывать. На всю историю ушел час.

— Хочешь, пойдем вместе? — предложил он, не желая ее отпускать.

— Нет, спасибо. Мне уже лучше. Просто надо было выговориться. Хотя напрасно я вылила на тебя свои горести. Извини.

— Ну что ты! Я рад, что ты мне все рассказала. Я чувствую, что мы стали ближе, — прошептал Эрик, касаясь губами ее шелковистых светлых волос.

— Ну, я пошла, — расхрабрилась Чарли.

— И я с тобой, — тем же бодрым тоном отозвался он, в душе немного труся.

Однако внутри жилище Чарли вовсе не выглядело мрачным. Наверное, отблеск материнской любви все еще освещал его.

— Ну а теперь иди, Эрик.

— Я не тороплюсь. Мне только надо позвонить домой. У тебя есть телефон?