Шрифт:
Без романтик и романов...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Прожить сто лет и не запачкать руки,
не зачерпнуть сандалями песка,
не оглянуться в прошлое с испугом
на то, что совершил исподтишка?
Прости меня, но это невозможно!
И ангелов придумывают те,
что жизнь свою прожили в темноте,
до мозжечька пропитанные ложью!
И я таков до степени кубичной,
Иначе трудно выжить на Земле,
Где логику смывает истеричность
И прячет бриллиантами в золе.
Прости за ложь!
Я руки перемою,
Прополощу себя когда-нибудь,
Не ошибиться только бы прямою,
В расщелину со Злом не соскользнуть.
Тогда ещё одно столетье можно
Спиралью вить на грешного себя
И у Добра расклёпывать застёжки,
О благородстве личном не трубя...
… Прошёлся по солнцу, по снегу, глотнул парадоксов, У старого клёна окурком по луже растёкся
И ухом прижался к его чешуе конопатой –
Шумит в нём весна элементом восьмым, а не пятым.
Конечно, к восьмому и первый прилип в два потока, Чтоб двигаться вместе по клёну живительным соком!
На то он и март, породивший искусство прозренья –
Кому и когда по какому пути воскрешенья.
А с бухты-барахты все волки в лесу виноваты, А глупому сердцу мерещатся всюду утраты,
А мне хоть бы что, я исследую сокодвиженье
Согласно задаче, поставленной мне воскресеньем.
Поглубже вдохнул – и наружу клубок испарений, В нём газ углекислый со сменою ненастроений, С инертным азотом, не рвущим молекулы клеток
Душевных надломов подрезанных осенью веток…
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Депрессия, я вам скажу, не подарок,
Нахлынет внезапно и сердце прижмёт,
И вместе со мною бредёт тротуаром,
И память в прошедшее время зовёт.
Я с ней как с приятелем из-под Кабула,
Я к ней как к погибшему у Душанбе –
Ты разве живой, рядовой Терегулов,
Ты разве не пал в непонятной борьбе?
В стакане портвейна не тонут минуты,
Бутылка «Столичной» им вместо плота,
Фамилий ушедших скопилось до жути,
В реестре знакомых пустые места.
Чем старше становишься, тем напряжённей,
Сжимается время в последний виток.
Просторно и гулко на личном потоне,
Несущем меня в торопливый поток.
Легко философствовать, сидя в трамвае!
Критическим взором других оценя,
Плечами в растерянности пожимаешь:
Смотрите-ка, есть и постарше меня!
А их как лягушек на топком болоте,
Настроены тоже они на минор.
Мажорные катят на «Вольво-Тойотах»
И звона трамвая не слышат в упор.
Возможно, они подрывались на минах,
Когда по Анголе сапёрами шли...
Ты разве живой, подполковник из Клина?
А мы тебя в списках живых не нашли.
А мы тут с приятелями проходили,
Судачили с бабками кое о чём
И гроздья сирени не пахли тротилом,
А мирно ложились ко мне на плечо…
«»»»»»»
Я был в том мире перекошенном
Как размалёванный солдат,
По злому жребию заброшеный
В тыл без патронов и гранат.
И отбивался от насущного,
По кромке жизни семеня,
В пределах радиуса кучного
И перекрестного огня.
Горели строчки синим пламенем,
Поэмы плыли в никуда
И хитро щурился на знамени
Вождь пролетарского труда.
По уничтоженому плачется,
По недосказаному боль,
За скорлупу надежды прячется
Рождёное неисподволь.
За тридцать лет перо испортилось,
Мне не вернуться в образ тот,
Отвергший писаное творчество
Партийных праведных забот.
Но я, в порыве очистительном
Содрав сопревший камуфляж,
Не облекусь в личину мстителя
И не впаду в геройский раж.
Своя история у прошлого,
У настоящего – своё,
Я вновь поэм ненужных крошево
Швыряю в старое хламьё…
«»»»»»»»
Ты знаешь, камины берёзой не топят,
Угар, в дымоход набивается копоть,
Чуть тронешь заслонку, взрывается сажа,
Урча по камину мотором в форсаже.