– После Петрарки? – растерянно переспросил Андрей Викторович.

– Нет. После Петра Арки!

– А кто такой Пётр Арка?

– Никто, разумеется!.. Но в существование романиста с таким именем я тоже был почти готов поверить, честное слово!

_____________________________________________

* Луис де Гонгора (Luis de Gongora y Argote) – блестящий испанский поэт рубежа XVI и XVII веков.

РАЗ В КРЕЩЕНСКИЙ ВЕЧЕРОК

На Руси, как известно, всякому празднику рады - и старому, и новому, и своему, и чужому. Ведь любой праздник - это, прежде всего, повод собраться всем вместе, посидеть, поболтать, повеселиться... Конечно, можно было бы собираться и веселиться без всякого повода - просто в связи с наличием сильного желания и пары мятых сторублевых бумажек в загашничке на книжной полке. Но русский человек в глубине души подозревает, что это не совсем правильно, и потому наличие желания и бумажек в загашничке всегда мотивирует наличием какого-нибудь (достаточно серьёзного) повода. Приходит он, скажем, к своему приятелю, вечером, после работы, с бутылочкой (или с двумя; или с одной, но при этом рассчитывая обнаружить вторую в холодильнике приятеля), - и тут же торопится объяснить: "Я к тебе, старик, совсем не просто так, не от нечего делать пришёл! Просто так, ты сам знаешь, я и не пришёл бы. Да мужиков вот у магазина встретил, оказалось - праздник сегодня. То ли новый год еврейский, то ли ихнее Рождество... В общем, все евреи сегодня гуляют. А мы что - хуже евреев?.." В другой раз он объясняет приятелю, что, мол, "сегодня Нинка, троюродная сестра дяди шурина моего кума, двойню родила". Святое дело!.. Третий раз приходится как раз на Новый Год, четвёртый - на сочельник, пятый - на Рождество. А там, глядишь, - снова сочельник, за ним - Крещение, Татьянин день... А наступит перерыв - обязательно какая-нибудь Нинка, или Наташка, двойню родит, или приятель по службе продвинется, или у американцев национальная беда приключится... Словом, у нас, на Руси, повод, для того чтобы собраться, посидеть и повеселиться, всегда найти можно, - было бы желание да пара мятых сторублевых бумажек в загашничке на книжной полке...

У Вальки Скворцовой и Женьки Редискиной бумажки были. Желание - тоже. А повод они нашли ранним вечером 19 января, очень кстати вспомнив, что в этот день православная церковь отмечает праздник Крещения Господня.

– Крещение - большой праздник, - сказала Валька подруге по пути в магазин.
– Грех не отметить.

– Грех, - согласилась Женька.
– А к кому отмечать пойдём?

– К Таньке Кузнецовой. Железно.

– Почему именно к Таньке?

– Потому что она не крещеная, - объяснила Валька.
– Спасать человека надо, пока не поздно.

– Так мы её что - в церковь поведём, что ли?

– Нет, сами окрестим. Ты ведь крещеная? И я тоже. Значит, имеем право совершить обряд. Мне бабушка говорила, что в некоторых, особых случаях любому крещеному человеку разрешается окрестить любого некрещеного.

– А как крестить будем?

– Как положено. По методу Иоанна Крестителя. Водкой.

– Разве Иоанн крестил водкой? Мне помнится - водой...

– Верно, водой. Но вода бывает разная - живая и мёртвая. Как ты думаешь, Иоанн Креститель какой пользовался - живой или мёртвой?

– Думаю, живой.

– Я тоже так думаю. А теперь давай-ка вспомним латынь, коллега филолог. Как будет по-латыни - "вода"?

– Aqua.

– Молодец. А "живая вода"?

– Aqua vitae, кажется... Ёлки палки!
– хлопнула себя по лбу сообразившая что к чему, Женька.
– Ведь точно так же на латыни звучит "водка"!

– Вот-вот. Так что будем крестить Таньку живою влагой, то бишь водкой. Причём изнутри, а не снаружи. Вернее будет.

– И приятней.

– Приятность не в счет. Разве можно думать об удовольствиях, когда речь идёт о спасении заблудшей души?

– Ни в коем случае!
– согласилась Женька и, приняв покаянный вид, распахнула перед подругой дверь магазина.

Закупив всё необходимое для предполагаемого "обряда", Валька и Женька по занесенной снегом дороге (дворники, судя по всему, отмечали праздник) зашагали к студенческому общежитию, в одной из комнат которого жила их подруга и однокурсница Танька Кузнецова.

Танька очень обрадовалась их приходу.

– Как хорошо, что вы пришли, девочки!
– сказала она без всякого намёка на фальшь в голосе и взгляде.
– А я как раз сижу и голову ломаю: кого бы пригласить к праздничному столу?

Танькин столик, с облупившейся столешницей и двумя распиленными пополам лыжными палками вместо ножек, действительно имел праздничный вид: во-первых, он был покрыт "парадной" Танькиной скатертью с цветочками по углам и с отпечатком утюга посередине, а во-вторых, на нём, помимо традиционных бутылки водки и банки килек, лежали ещё кусок колбасы и завёрнутый в папиросную бумагу шмат сала. Но самое главное - в центре этой продовольственной икебаны, как раз на отпечатке утюга, располагалась литровая баночка с солёными огурцами, явно домашнего приготовления и просто нестерпимо аппетитными. Подобная роскошь на Танькином столе появлялась не чаще, чем отметки "отлично" в её зачётной книжке (то есть крайне редко), а когда появлялась, то причины для этого всякий раз были очень и очень серьёзные.

– В лотерею выиграла?

– Замуж выходишь?
– одновременно высказали свои предположения Валька и Женька.

– Нет, - рассмеялась Танька.
– Огурцы и сало - это из деревни. Я вчера к родителям ездила... А водка и колбаса - это... это, девочки, по случаю одного очень важного события в моей жизни... Вы только не смейтесь, пожалуйста. Тут ничего смешного нет...

– Если беременна, водка отменяется, - строго произнесла Валька.

– Да ты что, спятила?
– возмутилась Танька.
– От кого беременеть-то?
– Но тут же смягчилась.
– Нет, девочки, я не беременна. Слава Богу... Я, понимаете ли, к православию приобщилась.