–  Руки ее были утрачены еще в древности, Машунь… Ученые предполагают, что в одной руке Афродита держала яблоко, символ острова Мелос, а другой придерживала ниспадающую одежду… Вообще, вся фигура богини с разных точек зрения кажется то гибкой и подвижной, то полной сдержанного покоя… Уникальное произведение искусства, Маша!..
– Проговорила художница с задумчивым восхищением.
– Скульптор достиг удивительной тонкости в обработке материала: по поверхности мрамора легко и трепетно скользят световые блики и прозрачные тени, создавая ощущение живого и прекрасного человеческого тела, а весь облик богини, в котором естественно сочетаются и нежность, и сила, привлекает здоровой и целомудренной красотой. Лицо Афродиты с идеально правильными чертами, просто пленяет ясным спокойствием и поэтической одухотворенностью, женственностью… В этой статуе, так утверждают признанные скульпторы и художники с мировыми именами, слились воедино лучшие достижения греческого искусства!.. Она рождает чувство абсолютно светлой гармонии, и показывает, какой чистоты и нравственного совершенства мог бы достичь человек…

–  А ты что, ее видела?

–  Только на фотографиях, к сожалению… - Вздохнула Зарина.
– Но знаешь… И этого было достаточно, чтобы понять какое это уникальное произведение… Ну вот! Все!!! Можешь посмотреть!..

Маша вскочила с табурета, на котором сидела все это время, выхватила, с нетерпением, альбом из руки узбечки, и впилась глазами в рисунок…

Прошло не меньше пяти минут, когда она произнесла:

–  Ух ты-ы-ы!.. Здорово!!! Я даже не фотографиях всегда хуже получалась!
– Маша нежно и бережно, как нечто особо ценное потрогала бумагу пушечкой пальца.
– И всего-то за пять минут! И ты еще говоришь, что ничего не умеешь? Да ты, Заринка, еще скромнее, чем я думала! Ты же самый настоящий художник!!!

Зарина опустила глаза:

–  Восточная женщина должна быть очень тихой и скромной - это наша национальная традиция…

–  Зарин, а, Зарин… - Маша бережно вернула альбом хозяйке.
– Ты просто молодец! Просто чудо какое-то!.. Только я тебя попросить хочу, если можно…

–  Что, сестричка?
– …У меня простыня с груди сползла, пока я, как полная дура, уши развесила, и твой рассказ про эту Афродиту слушала, а я этого и не заметила вовсе… Можно как-то ее спрятать? Дорисовать немножко, а?..
– Она в стеснении потупила взгляд.
– А то неудобно как-то совсем… И даже не покажешь никому…

Зарина посмотрела на свою названную сестру снисходительным взглядом:

–  Боже… Какой же ты еще в сущности ребенок - сама себя стесняешься… - Улыбнулась узбечка.
– А мы и не будем никому показывать! Это же еще не портрет, а просто набросок! Ну, как в школе «черновик»… А такие вещи никому не показывают - это секрет!..

–  Правда?!!

–  Правда-правда!.. Я потом, если получится, другой твой портрет нарисую!.. Настоящий, на большом холсте… А этот мы сохраним просто на память… …На санитарный поезд их приняли практически безоговорочно - эшелон шел не на фронт, а в тыл и поэтому решение, взять их или нет, мог принимать начальник поезда. Да и лишние две пары рук, которые могли ухаживать за раненными, конечно же, лишними небыли…

И замелькали за окнами вагонов города…

Уральск, Оренбург, Соль-Илецк, Актюбинск, Аральск, Джусалы… …Они ехали почти две недели…

Порой на сутки, или даже не двое, застревали на больших узловых станциях, пропуская воинские эшелоны, которые мчались на запад, к фронту… А иногда они останавливались на больших полустанках, чтобы… Похоронить тех раненных солдат, которые не сумели доехать в этом скорбном поезде до конца пути и умерли от ран прямо в поезде… И остановок таких, к сожалению, было не мало…

А когда за спиной остался город Кзыл-Орда, и до Ташкента оставалось уже меньше суток ходу, Маша, вдруг потерялась…

Зарина нашла ее только через час, забившуюся в угол одного из дальних, хвостовых вагонов, и увидела на лице своей названной сестры молчаливые, горькие слезы…

–  Ты чего, Маш? Ты чего ревешь-то? Что-то случилось?

–  Угу… - Только и ответила девушка…

–  Что случилось? Что?!! Тебя кто-то обидел?!!
– Зарина в одну секунду перестала быть похожа сама на себя - теперь она была похожа на потревоженную кобру.
– Кто? Скажи кто?!! Я к начальнику поезда пойду!!! Я эту сволочь!..

–  Не надо никуда ходить, Зара… - Всхлипнула Маша.
– Просто… Просто у меня сегодня День Рождения случился… Семнадцать лет…

–  И все?!!

–  И все…

–  Так чего же ты ревешь, дура!
– Опешила художница.
– Радоваться же надо! Веселиться!!!

–  Просто… Я этот день всегда с родителями отмечала… Папка, всегда, со службы в этот день приезжал, и ни разу его не пропустил!.. Мы пирог с мамой пекли… А потом ели его, и запивали чаем, а я лимонадом… А потом все вместе мы шли гулять в Центральный городской парк, и я каталась на каруселях до умопомрачения!.. Пока голова не начинала кружиться так, что я идти уже не могла… И папка брал меня на руки и нес домой… Так было всегда, Зара… Даже год назад!..

Зарина присела рядом на корточки, прижала ладонями голову Маши к своей груди и тихо проговорила:

–  Бог ты мой… Да ты ребенок еще совсем…

–  Я уже не ребенок, Зара! Я уже столько видела и пережила… - Жалобно пропищала Маша.
– Я попрощалась со своим детством еще там, под Курском, когда нас разбомбили… Только…

–  Тебе хочется, чтобы твой отец опять взял тебя на руки?

Маша вскинула голову, и долго и очень пристально смотрела в глаза подруги, ставшей почти сестрой, а потом тихо произнесла: