Первого и последнего…

Автоматная очередь перечертила девичье тело на косую, от плеча до бедра, и Леся стала падать на траву… Медленно… Так медленно, словно в кинопроекторе заела пленка и теперь изображение поплыло…

Второго немца уложила Капитолина… Точно так же, в лоб, и тоже под срез каски… И бросилась бежать сломя голову к своей подруге… …Всего одного взгляда, даже такой, неискушенной еще в людской смерти девушки, как Капитолина, было достаточно, чтобы понять, что Леся уже нежилец…

Всего-то четыре крошечных кусочка металла, выпущенные безжалостной рукой из автомата сделали непоправимое - одна из пуль, попала, скорее всего, в подключичную аорту, вызвав такое кровотечение, что уже весь верх ее гимнастерки был не защитного, зеленого, а темно-бурого цвета… Вторая пуля вошла точно в «солнечное сплетение» Леси, а третья и четвертая превратили в месиво ее печень…

Странно, но она была еще жива, когда Капа упала прямо перед ней на колени и приподняла голову:

–  Как же это!
– Прошептала сибирячка, и ее горло сдавили спазмы рыданий.
– Что же ты наделала, Леся?

–  Больно… - Прошептала смертельно раненная одесситка и улыбнулась.
– А все-таки я раньше тебя, Кап…

Ее голова безвольно откинулась назад, а голубые глаза замерли и как-то сразу остекленели…

–  Гады!
– шептала Капитолина, понимая, что Лесина душа уже отлетела.
– Га-ады-ы-ы!!! Я отомщу, Леська!!! За всех наших девчонок отомщу!..

И небыло в ее глазах слез!..

Высохли все! До капли! Так и не пробившись наружу…

Зато вместо них в эти минуты внутри Капы родилась жгучая, душащая ненависть… Да и вся Капитолина, наверное, в этот момент родилась заново… Теперь в ней жило одно единственное чувство - месть! И именно теперь она, если бы узнала, конечно, смогла бы понять в этом чувстве свою старшину Морозову…

Но небыло никого рядом, чтобы подсказать и направить, и…

Капа стала действовать на свой страх и риск…

Зная наверняка, как далеко ночью в лесу разносится звук выстрела, а еще, понимая, что эти двое убитых немцев могли быть только секретным дозором или разведкой, а все остальные диверсанты не далеко и наверняка захотят узнать, кто это тут нарушает покой предутренних лесных сумерек, она не стала больше мешкать ни секунды.

Оглянувшись воровато по сторонам, Капа подползла на четвереньках к парашютистам…

–  Мы еще повоюем с вами, гады!
– Только и сказала сибирячка.
– И ваши «трещотки» мне еще пригодятся!

Она расстегнула пояса убитых, сняла их вместе с подсумками, в которых покоились автоматные магазины. Затем запихнула за свой пояс четыре трофейные гранаты с длинными деревянными ручками, повесила на свои не по-девичьи широкую спину оба автомата, свои и Лесину винтовку, и…

–  Пойдем, подруга… Я тебя вынесу… А эти вурдалаки пусть облизнуться!..

Крякнув, совсем по-мужски, когда поднимают что-то тяжелое, она подняла на руки тело Леси и пошла к лесу. Так быстро, как хватало сил под этой нечеловеческой, горькой ношей… …Капа была права - звуки в вечернем и ночном лесу слышно очень далеко, особенно если это звуки выстрелов…

Как настоящая сибирячка-охотница она очень легко ориентировалась в лесу, который настоящим лесом, и назвать-то было нельзя! И она точно знала, куда надо идти! Словно чуяла, как лесной зверь…

А еще она знала, седьмое чувство это было что ли, что та лощинка, в которой они с Лесей оставили своих подруг и командиров, намного ближе, чем могло бы показаться…

И она совсем не удивилась, когда через четверть часа, или чуть-чуть больше, она лицом к лицу столкнулась, на одной из крохотных, как блюдце, полянок, с Сиротиной и Ольгой Рублевой…

–  Что?
– Выдохнула лейтенант.

–  Напоролись… На поляне… Леська одного срубила!.. А я не успела - тот, второй, раньше выстрелил…

–  Далеко?

–  Минут пятнадцать шла… - Ответила Капа, так и продолжая держать на руках бездыханное тело подруги.

–  Совсем близко!..

–  Они за нами пойдут, товарищ лейтенант!.. Точно пойдут!.. Они ночного леса не боятся! Натасканные, волки!..

–  Много их?

–  Следов было много… Но их убирали!.. С пониманием убирали!..

–  Ясно!
– Сизова посмотрела на Капитолину с сожалением.
– Жаль, Лесю… Глупая смерть…

И тут, едва слышно, проговорила Ольга, которая все это время молчала и только смотрела, не отрываясь, широко раскрытыми, ничего не понимающими глазами на мертвую подругу:

–  А разве смерть бывает не глупая?.. Смерть двадцатилетней девчонки, которая должна была детей рожать, а не воевать с фашистами!.. Разве ее смерть может быть не глупой?

–  Может, боец!
– Ответила жестко Сизова.
– И это не ты сейчас права, а просто я ошиблась… Боец взвода снайперов, Леся Мартынюк, погибла в неравном бою, как настоящий солдат! За свою Родину! И не испугалась, и сумела уничтожить врага!.. Она приняла достойную смерть, боец! Смерть достойную солдата!..