Шрифт:
Я поворачиваюсь и бреду куда глаза глядят. В моей душе темно, как в доме с опущенными ставнями. Думать о том, что произошло, я не в состоянии. Все, на что я способна, – слушать собственные шаги, огибать углы, спускаться в подземные переходы, следить за сигналами светофоров и мотать головой, отказываясь от бесчисленных флаеров и рекламных приглашений. Я спускаюсь в метро и сажусь в поезд. Проезжаю пять остановок, поднимаюсь наверх. На улице идет мелкий дождь. Немного поблуждав в лабиринте убогих улиц, оказываюсь перед домом, где живет Макс.
Я жму на звонок до тех пор, пока дверь не щелкает, открываясь. Слава богу, Макс дома! Вхожу, вдыхаю запах влажной штукатурки и медленно поднимаюсь по каменной винтовой лестнице. Макс стоит в дверях. На нем джинсы, заношенные до ветхости, и старая футболка, которую точнее назвать древней.
– А, это ты, – говорит он с видимым облегчением.
Я молча стою в обшарпанной прихожей. В комнате работает телевизор, и до меня доносится голос футбольного комментатора, который то трагически падает, то ликующе возносится к небесам.
– Ты что, ждешь кого-нибудь? – наконец спрашиваю я.
– Нет… но иногда люди могут нагрянуть неожиданно.
– Люди?
– Ну да.
– Ты имеешь в виду, люди женского рода?
– Да. Или люди полицейского рода занятий.
Я упираюсь взглядом в его шею, мысленно разыгрывая детективные сценарии, допускающие визит полицейских в квартиру Макса. Он тем временем приглаживает волосы, одергивает футболку и вытирает руки о штаны.
– Что-нибудь случилось? – спрашивает он.
– Просто захотелось тебя увидеть, – отвечаю я.
– Здорово… что ты не стала сопротивляться этому желанию.
Мы снова погружаемся в молчание.
– Хочешь выпить?
Я киваю, точно ребенок, не умеющий говорить. Макс обнимает меня за плечи, и мы идем на крошечную кухоньку.
– Как настроение? – осведомляется Макс.
– Прекрасно… то есть не слишком.
Он пытливо смотрит мне в лицо, достает бутылку вина и открывает ее штопором в виде голой женщины. Пробка помещается между ее ногами. Макс с усилием сжимает эти ноги, потом отпускает, и пробка выскакивает.
– Отвратная штуковина, – замечаю я. – Бедная тетка. Будь она живой, оказалась бы на больничной койке.
– Будь она живой, была бы миллионершей, – подмигивает Макс и озирается по сторонам в поисках стаканов.
Не найдя ничего более подходящего, он наливает вино в фаянсовую кружечку и маленький кубок, больше напоминающий вазочку. Кружку он берет себе, а вазочку вручает мне. Я делаю маленький глоток. Вино красное, а я предпочитаю белое. Тем не менее пью с жадностью.
– И все же что случилось? – снова спрашивает Макс.
– Скажи, я мерзкая?
– Вопрос подразумевает один лишь ответ – категорическое отрицание. Если я скажу, что ты мерзкая, ты все равно мне не поверишь.
– Знаешь, я чувствую себя какой-то падалью… никому не нужным хламом. Протухшим яйцом.
– Любопытное сравнение. По крайней мере, не банальное.
– Да-да, именно протухшим яйцом, которое остается только грохнуть оземь или что-нибудь в этом роде.
– А по-моему, детка, яичко еще очень даже свеженькое и аппетитное, – ухмыляется Макс.
Лицо у него такое доброе, что я разражаюсь слезами. Он ставит кружку на стол, обнимает меня, и я утыкаюсь носом ему в грудь.
Мы смотрим второй тайм, пожирая еду из японского ресторана. Диван узкий, и я, привалившись к Максу, макаю роллы в сладкий соус. Дейв сидит у моих ног и задумчиво моргает.
Я ощущаю, как сердце Макса бьется у меня за спиной. Руки его ласково поглаживают мою шею, пальцы пахнут мылом. Его дыхание щекочет мне ухо и заставляет разлетаться волосы, на которых мерцают отсветы экрана. Рев болельщиков нарастает, и я чувствую, как напрягаются мускулы Макса.
– Паразиты! Не защита, а дерьмо! – вопит он, больно сжимая мое плечо.
Поразительно, как человека может волновать подобная ерунда. Матч заканчивается, и мы допиваем вино, сидя в кухне на полу. На меня наваливается страшная усталость, голова тяжелеет. Я закрываю распухшие от слез глаза и зеваю. Все-таки приятно сидеть, ощущая близость другого человека, тепло его кожи, движения мускулов, ритм сердца и дыхания. Такое чудесное забытое чувство. Когда сидишь вот так, странно думать, что ты никому не нужна. Я прильнула к груди Макса, вдыхаю табачно-мускусный запах, исходящий от его футболки. Грустные мысли улетучиваются, и в душе моей воцаряется мир.– Вив. Уже поздно.
Я открываю глаза. Макс стоит на коленях у дивана. Телевизор выключен, поднос с остатками еды убран.
– Может, вызвать такси?
Я медленно сажусь, представляя одинокую поездку на такси на другой конец города, в пустую квартиру, которая встретит темнотой и молчанием. Передо мной лицо моего давнего друга, знакомая линия скул, темные брови, похожие на щетки для обуви. Не хочется никуда уходить.
– Не выгоняй меня, – прошу я.
– Оставайся, – разрешает Макс. – Я буду спать на диване.
– А мы не можем спать вместе, в твоей постели? Я имею в виду, именно спать, и ничего больше. Просто хочется, чтобы кто-то был рядом. Мне так одиноко, так паршиво, – канючу я.
– Вив, запомни раз и навсегда: ты можешь спать со мной когда угодно, где угодно и сколько угодно, – с улыбкой провозглашает Макс.
– И при этом никакого секса.
– На последнем условии я вовсе не настаиваю.
– Это очень любезно с твоей стороны.
Мы идем в спальню Макса. Он снимает с кровати покрывало и дает старую рубашку, в которой я могу спать.
– Пойду почищу зубы, – говорит он и выходит из комнаты.
Раздеваюсь и залезаю в прохладную постель, радуясь тому, что эту ночь не придется проводить в одиночестве. Через несколько минут Макс проскальзывает под одеяло рядом со мной, ерзает, устраиваясь поудобнее, и щелкает выключателем торшера. Я прислушиваюсь к его ровному дыханию и к далекому гулу ночных автобусов, долетающему с шоссе. Пытаюсь ответить на вопрос, с какой целью залезла в его постель. Но все, что мне известно, – это то, что сегодня я не могу спать одна.
– Макс, – шепчу я.
– Хмм…
– Прижмись ко мне крепче.
Макс обхватывает меня за плечи, но ближе при этом не подвигается. Я пихаю его локтем в бок.
– Я же сказала, прижимайся.
– Не могу.
– Это еще почему?
– У меня эрекция.
– О…
– Извини, но, стоило мне увидеть твою попу, я сразу отреагировал… подобным образом. Можешь не беспокоиться, ты в полной безопасности. Но тесного контакта лучше избегать.
На улице какие-то загулявшие девицы сначала пронзительно визжат, потом начинают петь. Неблагозвучный хор стихает по мере того, как певуньи удаляются прочь. Воцаряется тишина, но спать я не могу. Близость Макса возбуждает меня; он лежит рядом, большой, тяжелый и волосатый, как и положено мужской особи, и я млею от прикосновения его руки. Мысль о том, что мы можем прямо сейчас заняться любовью, просачивается в мое сознание, как чернила сквозь промокашку. Да, ничто не мешает нам этим заняться, говорю я себе, и по коже моей пробегают мурашки, а во рту становится сухо. Я облизываю губы.
– Я против.
– Что? – бормочет Макс.
Слышу, как наши сердца бьются в такт в темноте, и судорожно сглатываю.
– Я против того, чтобы ты спал на другом конце кровати.
Молчание. Дыхание Макса становится тяжелее. Он поворачивается на спину и медленно произносит:
– Ты о чем?
Я открываю глаза и смотрю на серый квадрат окна, а сердце колотится у меня в горле. Не тратя времени на объяснения, кладу голову Максу на грудь и оплетаю его волосатые ноги своими. Сквозь тонкую ткань трусов проступает затвердевшая плоть. Я касаюсь губ Макса пересохшими губами и шепчу:
– Я хочу быть с тобой.
Макс поворачивается, приподнимается на локте и целует меня в уголок рта. Потом замирает, словно в нерешительности. Я смотрю на его темный силуэт, колечки волос, широкие плечи.
– Ты правда этого хочешь? – спрашивает он.
Вместо ответа я снова его целую. Его дыхание пахнет зубной пастой. Кончик его языка проникает в мой рот, и я чувствую, как голова идет кругом. Я прижимаюсь к Максу теснее, касаюсь его лица, слушаю, как бьется его сердце. Его руки ласкают мои бедра, задирая рубашку, наполняя тело сексуальными токами. Между ногами становится жарко и влажно. Я выгибаюсь, когда его рука касается кружевных трусиков. Макс замирает.
– Вив, ты правда этого хочешь? – выдыхает он.
Пальцы мои скользят вниз, туда, где в полной боевой готовности изнывает его член.
– Трахни меня, Макс, – шепчу я.