Она вскипела:

– Да будь он проклят! У его ни с женой не идёт, ни с сыном, я работала у него и не могла угодить. Но думаю, что уже старик, пора наладиться. А теперь чё думаете делать?

– Да сам не знаю.

Нашёл фуру, нанял, загрузили тыквы и повезли в Комодоро-Ривадавия, поехали Алексей, Софоний и я, взяли все картины – а может, да и продадим. Комодоро зона – нефтяныя промыслы, заработки хороши.

Приезжаем в Комодоро утром, я пошёл по оптовикам и по магазинам, но нихто не берёт, всё забито, и цены низки. Сэлый день пробегал и ни мешка не продал, остаться ночевать – дорого, хозяин фуры торопит. Раз так, пошёл в мунисипалитет, в сосияльный отдел, и стал спрашивать, к кому нужно обратиться, чтобы пожертвовать фуру тыквов для бедных. Все в шоке:

– Как так?

– Очень просто. Не могу продать, нет цены, и всё забито. Чем выбрасывать на мусор, лучше отдать бедным, поетому обращаюсь к вам.

Оне все опешили, не знают, что делать. Смотрю, выходит женчина, сразу видать, что чиновник, подходит и говорит:

– Я всё слыхала. Что, хочешь подать милостыню?

– Да.

– Подожди.

Через сколь-то минут приходит пресса, стала спрашивать, что случилось.

– Да вот урожай погнил, одну фуру привезли на продажу, но всё забито, никому не надо. У нас девять детей, мы бедны и хочем пожертвовать бедным.

Тут подъехали дефенса сивиль [220] , подогнали машины, и мы стали перегружать, оне стали возить по бедным и по школам. Подъехал телевидер, стал заснимывать и всё расспрашивать, пришлось всё повторить. Оне спрашивают:

– В чём вам помогчи?

– Мы были очень рады, еслив помогли бы продать наши вот ети картины, ето всё вышито.

Оне разахались, пообещались помогчи.

– А где будете ночевать?

– Не знаю.

Покамесь разгружали, нам известили, что спать уже есть где, и через маленькя известили: можете сделать выставку в центре, музей-вагон, и пообещали всё заснять в телевидер для рекламы. Ета вся забота интендента, и передал, «что нужно – пускай обращается». Мы сердечно поблагодарили, всё разгрузили, все картины увезли в музей, сами пошли ночевать, нас проводили и устроили в гостинице государственной, где съезжаются делегации спорта, ета гостиница хорошо устроена, конфортабельно.

Мы ночевали, утром рано сделали выставку, и с девяти часов пошёл народ. Боже ты мой, как оне нас жалели и тут же удивлялись нашим искусством! Мы наше художество пустили по дешёвке, кажду картину продали по триста – четыреста долларов, и за три дня всё продали на семь тысяч шестьсот долларов. За ети три дня мы увидели разных национальностей: приходили армяны, югославы, итальянсы, американсы, украинсы, франсузы, русски. Но чудно, каки ето русски: ето переродки, четвёртого поколения. Оне нас пригласили в гости, показали свой клуб, их хороша группа, оне практикуют русскую культуру и на День емигранта выступают, уже три раза вышли первыми по танцам, интересно возобновляют казачество, и нас пригласили, и поудивлялись, что мы до сего дня носим русские вышиты рубахи. Нас многи приглашали на работу, приходили португальсы и просили, чтобы мы для них садили овощи, хоть сколь, оне поставшики на рынках. Мне идея понравилась, но на чё работать – своёй земли нету, работать с кем-то всегда получается обман. Ну, посмотрим.

Зашёл к нам один итальянес, разговорились. Он работает в мунисипалитете, пригласил в дом, живёт хорошо, жена итальянка, сын и дочь. Он мне рассказал, что у него брат уехал в Италию и зарабатыват хорошо на сельским хозяйстве и что сельско хозяйство там выгодно, потому что нихто на земле не хочет работать, вся молодёжь ушла в город, одне старики остались на земле, и Италия нуждается земледельсами. Дал мне адрес брата и позвонил брату, дал мне трубку, мы по телефону поговорили. Он приглашает: работы много, хорошо плотют, он доволен. Я ответил:

– Подумаю.

– Ну, ежлив что, звони.

Мы обошли всех, поблагодарили и отправились домой. Дома Андриян разорялся, что подарили тыквы:

– Я бы всё продал!

– А почему не поехал?

– Оне не мои.

– Так что помалкивай, а я доволен: мы бедных помиловали, а Бог нас помиловал.

Стал рассказывать, что на юге заработки хороши и нас приглашают, португальсы нанимают овощи садить, и в Италию выгодно на земле работать. Андриян сразу заявил:

– Мня не шшитайте, я уезжаю в Уругвай на рыбалку. Не надо ни сеять, ни полоть, поймал и сдал – вот и деньги. Надоело мне скитаться, поеду жить в деревню.

– Да Андриян, ты первый не вытерпишь, бросишь деревню.

– Ты мня ишо не знашь, не так как ты, надо было терпеть да жить.

Мне стало обидно, но я промолчал. Стал Марфе говорить:

– А твоё какоя мнения?

– Куда дети, туда и я.

– Но Марфа, не забудь, вы собрались на огонь, будете слёзы лить. Я в Уругвай не поеду, и тебе без меня придётся чижало. Сама же рассказала, что без меня Андриян опять бил ребятишак и налетал на тебя.

Молчит. Стал спрашивать Алексея, тот:

– Не знаю, что и делать. На земле работать – много обману, все собрались в Уругвай, мне неохота отстать. Тятя, ты поезжай в Италию, а там видать будет.

Я вижу, что у них всё заодно, мне стало горькя-обидно. Оне собрались, я не поехал, отдал Марфе семь тысяч долларов, а сам себе оставил шестьсот долларов. Но ето расставание для меня было очень чижёло. Всю жизнь я заботился об них, ко всему приучил, никогда не были ни холодны, ни голодны, всегда сыты и одеты – теперь моё не стоит ни гроша и я нихто.