— Антон Павлович, налейте мне скорее вашей настойки! — попросил Семыгин, что доктор Чех тут же и сделал.

— Глава 8 —

Те, кто не поняли прошлого,

Те, кто не поняли прошлого человечества в целом,

Те, кто не поняли своего прошлого в частности,

Те будут осуждены на его воспроизведение.

Бернадр Вебер, «Энциклопедия относительного

и абсолютного знания», том 5.

Как бы Никокдим не желал отмежеваться от общественной жизни Красного, сделать это ему полностью не удалось. И звали эту упрямую незадачу Петя Маслов.

Петя Маслов родился в семье сталевара, кем в будущем и должен был стать, следуя, если и не призванию, то закономерности Красной действительности. Главу семейства Масловых звали Аркадий Митрофанович, и был он человеком угрюмым и замкнутым, правда в алкогольном опьянении раскрепощался, но раскрепощение это в равной степени могло вылиться как в веселье, так и в беспричинную агрессию. Так что в детстве братьям Масловым частенько влетало на ровном месте, только дочурку Аркадий Митрофанович никогда не трогал, мало того, она была единственной, кто мог на пьяного отца повлиять, и даже усмирить.

В родственных связях Петя имел трех родных братьев и сестру. Тихон Маслов был старше Петьки на два года, остальные два (Демьян и Артем) спускались вниз по иерархии старшинства с интервалом в год, а завершала эту Масловскую линейку отпрысков самая младшенькая — Юленька, — любовь и алтарь поклонения родителей, потому как сыновья все поголовно росли малолетними бандитами, в то время как дочурка светилась ангельским светом, и излучала одну только добродетель. Ах, Юленька!.. Тогда ей было всего-то девять, но какая-то древняя женская мудрость делала ее куда старше в суждениях, а белокурые локоны над невинным взором бледно-голубых, почти прозрачных глаз смущали даже умудренных опытом взрослых мужчин. Что-то было в этой маленькой фее, словно была она старше своих лет на пару тысячелетий, словно понимала мужчин не интеллектом, но некой животной силой, которая была дана ей свыше, как божественное (или диавольское?) наследие. Мало кто знал, что причина ее невинного взора крылась еще и в слепоте, — девочка родилась незрячей, но в повседневной жизни это не очень ее ограничивало, — оставшиеся органы чувств обострились и полностью заменили ей зрение. Глядя со стороны, как девочка плетет из веток венок, или завязывает свои чудные локоны бантом, или просто бежит вприпрыжку, никому и голову не могло прийти, что мировосприятие девочки избавлено от красок и света.

Юную принцессу Маслову братья рьяно оберегали. Даже не просто оберегали, но почти поклонялись. Если девочка находилась в их компании, парни безукоризненно выполняли все ее пожелания и вообще охотно становились вершителями ее прихотей. Точнее, почти все, потому что Петька и сам был личностью авторитарной, и подчиняться не любил в принципе, а в ситуации, когда братья оставались без сестры, даже старший Тихон не противился воле Петра.

Весной 1972-го сыновья Масловы стали самой надоедливой головной болью участкового Полищука. Петька отчаянно умнел, причем в криминальном уклоне, — в нем все отчетливее проявлялись хитрость и изворотливость, которые прекрасно уживались с внутренней выдержкой и здравым смыслом, а его братья шли за ним сплоченной фалангой Леонидовских спартанцев. Ничего особо ужасного они не делали, носились с гиканьем по городу, воображая себя «неуловимыми мстителями», а когда им это надоедало, могли разбить в гастрономе витрину и стырить пару ящиков конфет, чтобы потом раздавать их лояльно настроенной к ним детворе. Нелояльных же карапузов и подростков Масловы частенько мутузили. В этом уже просматривалась некоторое стремление к их собственному социальному порядку, но чтобы это понять требовался анализ, на который участковый Полищук был неспособен, а потому Казимир Григорьевич простодушно полагал, что проказы братьев Масловых — обычная подростковая жажда «выпучиться». К тому же участковый Полищук в отрочестве и сам не сильно от Петьки отличался, только теперь память об этом радости ему, отчего-то, не доставляла.

— Ничего, — успокаивал себя участковый. — Школу закончат (дай бы бог), в армию сходят, я их к себе на службу возьму. Дурь их в мирное дело направлю.

Такими вот были братья Масловы на момент, когда весенним солнечным днем 1972-го года они решили разыскать странного парнишку, о котором по подворотням Красного ходили толи слухи, толи сказки, и самостоятельно выяснить, что это за прыщ такой на теле Масловских угодий образовался. Что безотлагательно и сделали.

Никодим, наслышанный о подвигах бесшабашных братьев, с любопытством рассматривал перегородивших ему дорогу парней, затем поинтересовался, что вызвало их интерес к его скромной персоне. Манера разговора Никодима была скорее литературной, слишком вычурной для неизбалованных образованием подростков, а потому звучала как оскорбление, ведь в стране советов рабочему классу полагалось презирать пережитки буржуазии, в данном случае — культуру.

— Во загибает! — высказался Демьян Маслов и сплюнул.

— Так ты у нас барских кровей, что ли? — с нажимом спросил Петя и сделал шаг вперед.

Впрочем, воинственность Петьки была скорее напускная, на самом же деле он испытывал неуверенность и даже легкий испуг. Он смотрел на своего потенциального противника и чувствовал в нем притаившуюся силу, что-то подобное он иногда испытывал в присутствии сестры, только теперь это ощущение было в десятки раз сильнее. Но Петр был рожден настоящим лидером, он взял себя в руки и заставил взглянуть Никодиму в глаза, по опыту зная, что его прямого взгляда часто бывает достаточно, чтобы противник понял, кто тут главный. Секунду спустя Петя, чувствуя, как бешено колотится сердце, и понимая, что эту дуэль безнадежно проиграл, уже готов был кинуться на противника с кулаками, дабы кровью смыть позор поражения. Но Никодим вдруг улыбнулся, спокойно спросил:

— Ты когда-нибудь ел апельсины?

Вопрос обескуражил Петю, потому что в контекст происходящего совершенно не вписывался, да и вообще звучал глупо. Ну откуда в Красном апельсины?! Да и что это вообще такое?

— Ты что ли ел?! — со злостью выкрикнул Петр, думая, что если этот выскочка собрался хвастаться тем, что пробовал буржуйские лакомства, он его точно проучит.

— Нет, — по-прежнему спокойно ответил Никодим. — Так же, как и ты, я никогда не ел апельсин. Даже в руках не держал. Знаю, что он сочный, сладкий, с особой своей кислинкой, которую ни с чем не спутаешь, и еще чудесно пахнет. Я читал об этом. И еще я почти уверен, что никто из здесь присутствующих никогда в жизни этот удивительный фрукт не попробует. Но апельсины в наш город иногда привозят. Да и вообще много чего привозят. Только не для того, чтобы продавать в магазине — все это оседает в кладовых директора завода и его приближенных.