Изменив голос, «анпиратор» спросил:

Любо, што ль?

Любо! —отвечал Полуботок.

Поди, мыкаться, как неприкаянному, в чужих землях осточертело? Рад домой вернуться?

Полуботок пожал плечами.

Ну, а теперь вот что,— продолжал Пугачев.— Это там грамоты, да подписи, да печати, да все протчее — одна видимость. Без бумаги, известно, нельзя. Ну, а насчет самого дела-то как?

То есть?

То есть, как думаешь, удастся что изделать ай нет? Да ты не хитри, Павлушка! Мы тоже не лыком шиты, не веревочкой вязаны... Удастся, говорю, хохлов расшевелить да на Москву погнать? Они, хохлы, ленивые! Любят около своих баб тереться».

Старшину малороссийскую — ту не поднять! — ответил Полуботок.— Она вся на московскую сторону гнет. Живется ей, старшине, неплохо, сам знаешь...

Еще как! — оживился Пугачев.— Такие себе баре заделались! На простой народ и глядеть не хочут.

Ну, а крестьянство, думаю, расшевелить-таки могу. На запорожцев полагаю надежду.

Запорожцы? Запорожцы пойдут! — откликнулся Пугачев.—Запорожцы — лихие ребятки. Москва, та им хвост больно прижала, а они погулять любят. Опять же, ясно: ежели теперь не подымутся, то их дело совсем плевое выходит. Степь-то заселяется. Гулять уж и негде, а им без гульбы кякяя жизнь? Ну, подымай, подымай. Можешь хошь и сегодня в путь отправляться. Вон деньгами-то я тебя, друже, наградить не могу. У самого тонко.

Деньги у меня для начала будут,— ответил Полуботок.

От англичанов, что ль? — полюбопытствовал Пу- гачев. — Странное, братец ты мой, дело: откуда у них деньги такие? Показывали мне на карте, вся-то их i"Mля маленькая, скажем, как две альбо три наших губернии. Киевщина да Полтавщина что ли... а денег— нмдимо-невидимо. И как где какие смущения, беспре- и'нно аглицкие деньги орудуют, а какой им прибыток, того понять не могу!

В двух словах не объяснишь,— угрюмо обронил Полуботок,— но я его величеству, королю аглицкому, псом обязан.

Слышал, слышал. Ну-к что жа? Обязан, так обязан- Нам что? Нам, главное дело, Катьке шею ширнуть да самим на пристоле поплотнее усесться, | гам уж видно будет, как и что... А когда отправляет ься-то?

А дня через два,— ответил Полуботок, поднимаясь.

Ну, ладно! Мы-то, вить, тоже не сразу с места

стронемся.

Полуботок стоял уже у порога выходной двери, | огда Пугачев опять окликнул его.

Постой-ка, Павло, говорю!

Слушаю.

А с езовитами ты путаешься?

С иезуитами? Нет,— ответил «великий гетман»,— не приходится. Они с полячишками, дружба «акая, что их и водой не разольешь, а полячишки — in нам на шею сесть норовят, да горды уж больно, ('ною-то державу пробенкетували, промотали, про- |м ршнилили, почитай, без остатка, а тоже фордыбачат.

Зло усмехнулся.

Побывал я у них, в Польше. В Варшаве жил. Ничего, хорош городок. Паненки лихие, грудас- н.и да глазастые. А все— пустое какое-то. Силы и eft, в Польше, настоящей то есть силы не вид- А под боком немец-красный перец сидит.

Ох, и слопает он Польшу, только косточки трещать будут!

Легкая улыбка промелькнула по лицу Полуботка. Мнение Пугачева о Польше он, в общем, разделял, но высказываться определенно по этому сложному вопросу не намеревался.— Ну, ладно!— вымолвил Пугачев задумчиво и даже как будто тревожно.—Завертелась мельница. Валяй во все поставы! А что из того выйдет,— кто его знает?

Что-нибудь да выйдет,— глухо отозвался Полу- боток.— Бог поможет...

Пугачев мотнул головой.

Н-ну, бога-то ты оставь лутче! Бог тут ни при чем... Скорее, скажем, другой... черный..— Он сухо засмеялся и добавил:— Ну, ладно, говорю! Поживем, увидим!

Полуботок вышел из ставки. Едва он удалился, как Хлопуша привел в ставку князя Федора Мышки- на-Мышецкого. Его Пугачев поздравил с назначением в имперские канцлеры, пояснив:

Разные ребята за это дело брались, да толку до сих пор было мало. Известное дело, безграмотный народ... А ты, Федор, и по-иностранному, я знаю, сумеешь..

Могу!—кратко отозвался Мышецкий.— Канцелярию, действительно, надо серьезно поставить.

Ну, вот и берись, ставь. Отбирай из рештантов, которые грамотные, да и валяй. А которые кобениться станут, так ты, того... Дери, говорю, с них шкуру, и больше никаких. Да не жалей ихнева брата: смерть не люблю грамотных.

Без образованных людей не обойтись.

Вот уж и не знаю, брат мы мой! — нараспев произнес Пугачев.— Вот уж и не знаю, по совести говорю. Оно, конечно, и пословица такая есть, что, мол, за одного ученого двух темных дают, как за одного битого двух небитых... А правильно ли, того не знаю.

Образованными людьми государство держится.

Так-то так, да вот ваш брат, грамотный, сейчас же норовит темному человеку на горб усесться, а везти-то нашего брата на загорбке тяжеленько. Да и обидно уж оченно.